— Я им не верю. Ходили в конце лета слухи, что Кирилла родичи вообще изгнать собирались, да почему-то переменили решение и отпустили в «свободный полет». — Вердт скривился. — По всему выходит, что нет у парня никого и ничего.
— Ох-ох-ох. Ввязал ты меня в историю, Слава. — Осип Михайлович замолчал, пожевал губами… и вдруг, вскинувшись, ткнул пальцем в своего собеседника. — В одном ты не прав. Один друг у него имеется. Звони своему батюшке, будем договариваться об отправке Кирилла в его клинику.
— Да он же меня даже слушать не будет, господин майор! — От возмущения, Вердт чуть не закричал, но вовремя спохватился и убавил громкость.
— Дурак ты, лейтенант. Звони отцу, я с ним договорюсь. Заодно, глядишь, и помиритесь. Ну! — Построжев, рыкнул врач, и Вячеслав, обреченно вздохнув, принялся набирать номер отца.
Но не успел он активировать вызов, как с улицы раздался вой сирены, приглушенный тройным стеклопакетом, он, тем не менее, был отчетливо слышен даже тут, в палате полкового госпиталя, негромко, но отчетливо.
— Тревога? — Недоуменно протянул врач и, поднявшись с табурета, выглянул в окно, на плац, где уже метались фигурки вылетающих из казарм солдат.
Вердт подскочил было, сунулся повторить нечаянно сброшенный звонок, но майор его остановил.
— Идите, лейтенант. Я сам свяжусь с Еремеем Ивановичем. Только не забудьте сообщить мне, что там случилось. Я пока останусь с пациентом. — В ответ, Вячеслав, вытянувшись во фрунт, коротко кивнул и, развернувшись, вылетел из палаты реанимационного отделения, как ужаленный. Проводив взглядом Вердта, майор медицинской службы, Осип Михайлович Нулин тяжело вздохнул и шагнул к мерно попискивающим приборам, старательно следящим за состоянием его единственного на данный момент пациента. С момента той злосчастной дуэли, свидетелем которой был и он сам, прошло уже четыре дня, а Кирилл до сих пор не очнулся… хотя, может быть, это и к лучшему. Иначе пришлось бы держать его на болеутоляющих, а они… далеко не панацея.
Врач окинул взглядом перекореженное ударом боевого артефакта, тело пациента и, вздохнув, начал осмотр. Приборы приборами, а свой глаз все-таки надежнее.
Руки… пара переломов, ничего страшного. Еще сутки воздействия и о них можно забыть. Ноги… тоже самое, если не считать таза. Здесь сложнее, но… вечером выведем вот этот обломок, а там, неделя, и все будет в порядке. А вот с органами хуже. Печень регенерирует очень медленно, несмотря на постоянное воздействие. Почки… счастье, что от них хоть что-то осталось. Восстанавливаться будут не меньше двух недель. А вот селезенка… почти зарубцевалась… Кишечник. Минус полтора метра. Ничего-ничего, и не с таким живут и радуются. И самое тяжелое напоследок. Позвоночник. Три позвонка испарились, словно их не было. Хорошо еще удалось сразу соединить нервные ткани Эфиром, наживую… Тоже не меньше двух недель на восстановление, плюс регенерация самих позвонков… Удача, Кирюша, что ты, вообще, еще жив. А раз жив, значит, будем тебя вытаскивать. От Нулина просто так на тот свет не сбежишь! Вот только скорость восстановления костей рук и ног, мы тебе немножко притормозим. Некритично. А нагрузку на организм снизит, больше сил останется на остальное, более важное.
Майор отошел от койки пациента и, почувствовав знакомую, едва заметную вибрацию пола под ногами, нахмурился. Полк выводит технику? Зачем?
Какое знакомое состояние… Я попытался пошевелиться, но в результате получился пшик. Только какая-то хрень запищала у меня над самым ухом, напрочь перекрывая фоновый шум и гул, которые мне никак не удавалось опознать. И ведь не отмахнешься от нее, с зафиксированными-то руками. Наученный горьким опытом, я осторожно приоткрыл глаза, но вместо ожидаемого яркого света, вокруг только серая хмарь, да какие-то неопределенные тени скользят в поле зрения. Что с моими глазами?! Стоп-стоп. Прикрыть веки… успокоиться… дышать…