Граненое время

— Молодчина. Никогда не бойся танков. Помни, танкобоязнь — детская болезнь.

Витковский энергично повернулся и пошел в направлении леса. Федя смотрел вслед ему, не в силах пошевельнуться. Когда генерал и его спутники скрылись за кустарником, Федя приколол медаль повыше кармана гимнастерки и спрятал картонную коробочку в вещевой мешок.

Поздно вечером тела убитых положили на машину. Федор забрался в кабину, и грузовик тронулся. Так и ехал он в ближний тыл — вместе с мертвыми, перед которыми был в долгу неоплатном, вечном...

Надя по-прежнему шла рядом с Федором, глядя себе под ноги. Взлетали и падали в траву кузнечики.

— Вот вы какой, оказывается, — сказала она после долгого молчания.

— Я-то здесь при чем?

Он и не обратил внимания на эту перемену в ее отношении к нему: он все еще был там, у подножия высоты 208, которая отбрасывает тень на всю вторую половину его жизни.

Стараясь помочь Наталье Сергеевне лучше узнать Витковского, Надя совершенно неожиданно для себя открыла Герасимова.

До сих пор она не выделяла его среди других людей на стройке. Ну что могло быть у них общего?

Но сегодня Надю поразил его рассказ, особенно то, как он говорил о Витковском, о командире дивизии, о рядовых бойцах. А о себе ни слова, хотя именно он в четырнадцать лет был совестью солдат, которые его и «приютили» в своей противотанковой батарее. За скромностью всегда угадывается что-то значительное — в этом давно убедилась Надя. Ну да, встречаются еще такие люди, для которых скромность вроде маскхалата, помогающего разведать место в жизни. Герасимов скромен по-настоящему, может быть, даже излишне, до застенчивости.

Хорошо, если он достанется умной девушке, способной оценить это...

Неторопливый ход мыслей о Герасимове привел Надю к новому открытию: оказывается, он ей далеко не безразличен. Что же все-таки у них может быть общего?.. Теперь она подумала об этом уже вполне серьезно, даже с некоторым беспокойством.

7

Близилась страда.

Витковский целыми днями пропадал в поле: только бы не упустить сроки жатвы. На больших массивах никла под тяжестью налива побелевшая от солнца, с тонким налетом желтизны на стеблях, мягкая пшеничка, и кое-где светилась красной медью, звенела коваными колосьями — твердая. Этой не страшна осенняя затяжная непогодь, эта не осыплется под ветром, лишь бы только не полегла.

Он присматривался к хлебам и вспоминал недавний крупный разговор с секретарем парткома. Началось-то с пустяка — с матрацев для студентов, приехавших на уборку. Захар настаивал немедленно послать гонца в область, а он воспротивился:

— Ничего, обойдутся без приданого. Солома — лучшая постель для молодежи.

— Но в совхозе не хватает и одеял.

— Может, распорядитесь поставить на токах никелированные кровати? Привыкли ухаживать за молодежью. Сами балуете и сами же потом жалуетесь: откуда развелось у нас столько аристократов?

— Мы с вами, Павел Фомич, говорим на разных языках.

— Жаль. Кого бы нам взять в переводчики?

— Обратимся в райком.

— Только не пугайте, — Витковский подергивал плечами, будто стараясь сбросить груз. — Если вам угодно поднять вопрос о матрацах на  п р и н ц и п и а л ь н у ю  высоту, то, что ж, поднимайте. Вы, Захар Александрович, и не представляете себе, каких усилий стоит исправление ошибок в воспитании молодежи. Придет в армию девятнадцатилетний  г е н и й — узкобрючник, сопляк какой-нибудь и начинает брюзжать по всякому поводу: старшина ему не нравится, распорядок дня его не устраивает, в дисциплине он не видит смысла. Вот и приходится заново переучивать этих великовозрастных дитятей...

— Вы забываете, что молодежь поднимала целину.

— Недоставало еще, чтобы мы с вами пахали, а они покрикивали на нас. Но много ли их осело на целине?

— Опять же виноваты мы сами.

— То есть? Не обеспечили матрацами? Привыкли вы стелить для этих  г е р о е в  пуховики и уговаривать в газетах: приезжайте, сынки, у нас здесь мягко, тепло, уютно, как у матушки!

— Во всяком случае, не надо создавать искусственные трудности.

— Но и ни к чему искусственный климат! На войне геройский поступок совершается в считанные минуты, иногда в секунды. А в мирное время подвиг измеряется месяцами, годами, если не считать чрезвычайных случаев.

— Все это правильно...

— Но подавай студентикам соответствующие условия для свершения подвига! Понятно. Что ж, посылайте в область за матрацами и одеялами. Осенью спишем за казенный счет (у Госбанка счет миллиардный!). Здесь так и было заведено с пятьдесят четвертого года. Хуже нет пожинать плоды бесхозяйственности своих предшественников.

— Куда приятнее пожинать одну пшеничку, — мягко подковырнул его Захар, довольный уже тем, что директор отступил.