Граненое время

На первое отделение, к Нефедову, они не попали: ничтожный ручеек, который летом норовит уйти под землю, ища спасения от зноя, так разбушевался, что от деревянного мостика не осталось и следа. Пришлось круто повернуть на юг, где за железной дорогой находилось второе отделение. Но и тут не повезло — Кондратенко уехал в поле.

— Хозяйственный мужик, у него земля не переспеет, — говорил Захар, усаживаясь в машину, явно довольный тем, что еще одна встреча не состоялась.

— Теперь давай к  к а д е т а м, — сказал Витковский угрюмому, вечно чем-то расстроенному шоферу. (Тот уже знал, что кадеты — это молодые агрономы из сельхозинститута, назначенные прошлой осенью управляющими третьим и четвертым отделениями совхоза.)

— Работнички, а? — директор энергично повернулся к Захару, всегда располагавшемуся, как и должно секретарю, на заднем сиденье автомобиля. — Внимательно выслушают, не возразят, даже козырнут на прощание, но все сделают по-своему. Это какие отложения, каких годов? Может быть, объясните, Захар Александрович?

— Зря преувеличиваете. Если же иной раз и случится так, то ведь им на месте виднее. Дайте возможность людям проявлять инициативу.

— То есть не выполнять приказы? Тогда мне, зажимщику подобной инициативы, надо убираться отсюда, пока не поздно!

— Зачем горячиться, Павел Фомич? Я считаю, что вы много сделали для совхоза. Добились ассигнований, наладили строительство отделений, пополнили тракторный парк новыми машинами.

Витковский с трудом выслушал его, подергивая плечами.

— То есть вы не против такого директора, который, надев генеральскую форму, отправляется в область за деньгами, строительными материалами, грузовиками и прочими благами, предоставляя подчиненным полное право вести хозяйство по их усмотрению. Понятно. Но я порученцем никогда не был, эта роль совхозного толкача при облисполкоме меня не устраивает. Я вызвался поехать на целину не ради славы: мы с ней не сошлись характерами еще в молодости (помните, рассказывал вам?). Я не агроном, не зоотехник, не инженер, но я почти тридцать лет воспитывал в армии молодежь, поэтому никогда не считал себя оторванным от жизни. Военные имеют дело с разнообразным человеческим материалом, по которому можно без ошибок судить, что происходит и в городе, и в деревне. Не скрою, мы всегда отдавали предпочтение крестьянским парням. Понятно, у них меньше знаний, но куда больше скромности, дисциплины, рвения к службе. Глядя на них, я и не догадывался, признаться, что в деревне еще мало порядка. Что, опять известковые отложения виноваты?

— Ясно.

— Бросьте вы, Захар Александрович, пускать эту известковую пыль в глаза! Разве вы, секретарь райкома, не знали, к примеру, чем кормят коров в Америке, на чем там держится животноводство?

— В таком случае я тоже могу спросить вас: а когда вы по-настоящему стали изучать немецкую тактику? Может быть, вспомните?

— Это разные вещи.

— Нет, это один и тот же догматизм.

Захара раздражали тон и безапелляционность суждений Витковского, но он все-таки старался щадить его самолюбие. Если бы это был Осинков, тогда другое дело. Недавно у Захара произошел крупный разговор с Осинковым, которого он давно не видел (тот где-то все учился, набирался ума-разума под старость лет). Начали с житейских пустяков, с обмена взаимными любезностями, а кончили взаимными обвинениями и расстались, как ярые противники. Захар бросил на ходу: «Догматиком ты был, догматиком и остался». И вышел в коридор, недовольный сам собой. Но чем дольше думал он о своей стычке с Осинковым, тем яснее понимал, какая это закоренелая болезнь. Человек с виду будто бы здоровый, не желает уходить на пенсию, хочет сделать что-то еще доброе для партии, а фактически давным-давно идет не в ногу, мешает идти другим. С виду догматик силен в науке, знает все оттенки диалектики, а проверь его на живом деле — и он окажется пустышкой. Так и этот Осинков на целине: овсюг для него пустяк, эрозия почвы не проблема, строительство жилья в совхозах роскошь. Вот и поговори с таким, тем более, что он, черт побери, ходит в лекторах, поучает рядовых пропагандистов. Захар при случае пожаловался секретарю обкома. Секретарь сказал: «Не обращай ты на него внимания, делай свое дело». Но ведь опять же придется идти к Осинкову. Так почему надо каждый раз портить кровь? Не лучше ли один раз испортить настроение ему, сказав прямо: довольно, уважаемый, послужил, как мог, теперь посторонись. Такие сами не уходят, их следовало бы увольнять, не жалея причитающегося им по КЗОТу выходного пособия. Что деньги — затраты окупятся с лихвой, когда не будут путаться в ногах эти декламаторы хрестоматийных истин.

...Из-за холма показались одинаковые домики-ульи, приютившиеся на пологом склоне родниковой балки. Витковский застегнул кожанку, надел перчатки, как бы дав понять, что пора заняться делом.