Грани безумия. Том 2

– Так, – кивнул он совершенно невозмутимо и даже с некоторым удовлетворением. – Что ж, по крайней мере, вы откровенны. Могу ли я узнать, чем вызвано такое желание?

– Я не хочу, чтобы мой ребенок рос рядом с таким дедом, – резко бросил Грегор. – Видит Претемнейшая, милорд, я проявлял терпение и гостеприимство ради Айлин, но не позволю моему сыну или дочери жить под одной крышей с человеком, обесчестившим собственную сестру! Вы хотели откровенности, надеюсь, я достаточно откровенен?

– Вполне, – снова кивнул тот. – И очень рад, что вы решились об этом заговорить спустя столько лет. Скажите, а вам никогда не приходило в голову, что вы знаете далеко не все?

– Не все?! – поразился Грегор. – Я знаю достаточно, чтобы понимать, какой вы человек! Или вы думаете, что можете чем-то оправдаться? Ну что ж, попробуйте.

Он не сдержался, зло усмехнувшись прямо в невозмутимое лицо собеседника. Тот покрутил чашку в пальцах, снова ее поставил и положил руки перед собой, сплетя пальцы на столе.

– Оправдываться я не собираюсь, – уронил он тем же ровным и бесстрастным голосом. – При всем уважении к вашему титулу главы рода, милорд, не вам требовать от меня оправданий. Но раз уж вы решили потревожить этот семейный скелет, извольте, сегодня вам придется узнать правду, которую скрыл от вас лорд Стефан. Он, конечно, считал, что делает это из самых благих побуждений. Собственные побуждения он всегда считал исключительно благими, это у вас от него. Но в данном случае… Право, лучше бы он рассказал вам все начистоту. Хотя тогда ему и самому пришлось бы выглядеть не слишком благовидно.

– Слова, слова! – нетерпеливо перебил Грегор. – Если вы решили в чем-то признаться, говорите уже!

– Признаться? – Человек, которого Грегор даже про себя не мог и не хотел назвать отцом, вдруг искривил рот в удивительно узнаваемой фамильной усмешке, которую Грегор видел на множестве портретов и вживую – у деда. А вот у самого лорда Аларика – никогда. – Я обещал вам правду, а не признания. Правда такова: ваша мать и моя сестра принудила меня к этой связи некромантским приворотом. До этого я любил ее как сестру. Исключительно как сестру, извольте это понять и запомнить. После – возненавидел. А кто бы поступил иначе на моем месте? Когда лорд Стефан узнал о ее поступке, он снял с меня приворот, но заявил, что истинный Бастельеро мог бы сопротивляться и получше, а значит, я не менее виновен. Очень удобно – обвинить жертву вместе с преступником, не так ли? Это ведь баран виноват, что волк его задрал, нужно было получше точить рога и копыта.

В его голосе слышалась такая злая и не прикрытая больше спокойствием горечь, что Грегор едва не поверил сказанному. А потом опомнился. Приворот? Некромантский?! На собственного брата?! Его мать не могла такое сотворить! Просто не могла – и все тут. А значит, этот человек лжет. Подло и грязно лжет, пытаясь через много лет заслуженного презрения со стороны Грегора обелить себя.

– Тогда почему вы дали мне имя в ее честь? – со злой насмешкой бросил Грегор, подумав, что лорд Аларик либо не в себе, если забыл о такой важной детали, напрочь разрушившей весь его рассказ, либо… либо попросту недалекий лжец, в чем, следует отдать ему должное, Грегор его прежде не подозревал.

– Имя вам дал ваш дед, – ответил Аларик с чудовищным спокойствием. – О причинах вы можете спросить сами, если решитесь потревожить его прах. Полагаю, после этой неприятной истории он возненавидел нас всех: вашу мать – за использование запрещенного заклинания, меня – за позорную слабость и, как он изволил выразиться, недостаток воли. Мою дорогую Аделин за то, что она вмешалась, не закрыв глаза на этот позор, который, как надеялся лорд Стефан, мог бы прекратиться сам по себе… И, разумеется, себя – за то, что не заметил всего этого. Он дал вам имя Валериус, чтобы мы не забыли… Чтобы всегда, всю жизнь, глядя на вас, мучились виной и раскаянием. Разумеется, о том, что вы не заслужили носить имя этой твари одним из родовых имен, он даже не думал. Или посчитал это такой же незначительной мелочью, как наши с Аделин чувства. Призовите вашего деда, милорд, спросите его – солгал ли я! И если он не подтвердит мои слова, клянусь, я в тот же день удалюсь в поместье и не покину его до самой смерти!

– Вы… – Грегор рванул воротник, мельком удивившись, какой же тот невыносимо тесный. – Вы лжете. Вы не можете не лгать! – сорвался он на крик. – Дед никогда не поступил бы так со мной! И с вами, если вы ни в чем не были виноваты! Он был воплощением справедливости! Да, не милосердия, но справедливости – точно!