Грани кристалла

Милан планировал на легком летательном аппарате, рассматривая с высоты пестрый пейзаж. Темная зелень лесов на экваторе постепенно светлела и словно расползалась между голыми хребтами, скалистыми отрогами падающими в синие воды Северного океана. Два океана омывали три материка планеты: Лоран, Бетель и Мак. Из космоса Лирина выглядела как драгоценность, украшенная тремя кабошонами, играющими всеми оттенками изумруда. Синяя эмаль океанов вокруг них искрилась и сверкала. Материки почти смыкались на экваторе, а океаны занимали полюсные части и их воды проникали в глубокие заливы между материками до самого их слияния. Рукотворные каналы соединяли Северный и Южный океаны, давая проход судам и морским животным, мигрирующим из одной части планеты в другую.

Климат Лирины отличался теплотой. Милану по душе были береговые луга севера, защищенные от океана стенами хребтов, протянувшихся почти по всему побережью севера. Прекрасные пляжи юга шуршали песком, потревоженным волнами. Жители планеты обустроили свой быт, разделив сушу на зоны, комфортные для жилья; на поля и луга, где выращивали растения, предназначенные для еды; на леса, которые хранили планету от засухи и считались реликтовыми. Нитки рек, наполняемых ключами, исчертили материки, щедро делясь с лиринийцами живительной влагой и украшая планету голубыми ожерельями. Все производство неизбежно шло параллельно с жизнью, обеспечивая комфорт лиринийцев, и располагалось на спутниках, не загрязняя отходами саму планету.

Дворец Правителя Лирины находился на материке Лоран, у самой кромки леса, там, где бескрайний луг упирался в горизонт, очерченный неровным абрисом скального хребта. Вокруг дворца пестрели крыши домов, хаотично разбросанные по лугу, лесу — где кому больше нравилось. Они гармонично вписывались в пейзаж, и лишь космодром выглядел как нечто чуждое природе. Лучи дневной звезды отражались от блестящей поверхности кораблей, отдыхающих в ожидании пассажиров, среди которых можно было встретить представителей всех рас Вселенной. От космодрома к дворцу шла тройная лента воздушной дороги, каждая дорожка которой имела разную скорость. На Платформах Выбора пассажиры могли переходить с одной дорожки на другую. Отдельная площадка, разбитая совсем недалеко от дворца, принимала только планеры.

Милану нравились полеты. Оставаясь один на один с небом, он, словно сам расправлял крылья, и, забыв обо всем на свете, парил над Лириной, любуясь ее просторами. Природа лучше любого психолога лечила больное воображение, умело даруя альтернативу грусти, унынию и беспокойству. Душевные раны затягивались. Доброта и любовь заполняли сердце. Простое созерцание красоты пейзажей, мелькавших внизу, успокаивало, и жажда свершений вновь вспыхивала мечтой — новой, зовущей.

Княжич опустился вниз и, покинув планер, направился в Дом Кристалла. Вокруг постамента с драгоценным камнем отдыхали те, кто нуждался в его силе. Хранитель приветствовал мудрых глубоким поклоном и широким шагом прошел через зал в свои покои.

Уютная спальня встретила его распахнутыми объятиями ложа. Упав на него, Милан уткнулся лицом в подушку, затем развернулся и, раскинув руки, уставился в потолок. Тишина прокралась в уши, звеня еле слышными колокольчиками. Княжич ощущал в себе силу, его тело требовало работы, от которой можно устать настолько, что все мысли, жужжащие в голове, разом замолчат.

После разговора с отцом, он с облегчением вздохнул, сбросив груз сомнений, мешающий жить. Снова увидел красоту родной планеты, снова почувствовал тягу к общению с друзьями. Но, оставаясь один на один, засыпая на этой кровати, он видел перед собой горы, поросшие арчой, сыпучие скалы, на широком камне которых они сидели с Ири. Именно там, на камне, их связала ниточка взаимопонимания, окрасив последующие дни жизни Милана на Земле яркими красками новых чувств, доселе не испытанных им.

«Что это было? — размышлял Милан. — Любовь?»

Но те чувства совершенно отличались от того, что он испытывал к женщинам ранее. В них была особая нежность. Вот и сейчас, вспоминая Ири, он улыбается. Не страдает, ощущая, как сердце сжимается в комок, а улыбается, и от этого тепло разливается по телу, расслабляя сердце, орошая его обновленной кровью, несущей радость.

«Ири… Спасибо тебе, девочка, за то, что ты, сама не зная, подарила мне!»

Милан вскочил, как пружина, сделал сальто, как когда-то в детстве, и, распахнув дверь на балкон, вышел в сад. Со второго этажа, где находилась спальня, вниз вела каменная лестница, делая один поворот от балкона. Милан пробежался по дорожкам сада, еще раз прокрутился в сальто и, почувствовав упругость мышц, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Опустив руки, он медленно выдохнул, не заметив даже, что вместе с воздухом выдыхает любимое имя: «И-ри-на…»

На мгновение ему показалось, что он услышал ее голос. Легким перышком он лишь коснулся его разума и растаял. Милан застыл, боясь спугнуть чудо. Снова произнес имя девушки, но в ответ услышал только шелест листьев богуа.