Грани Нижнего Мира

— Покажи мне того монаха? — попросила я, испытывая какое-то странное предчувствие.

И оно не обмануло меня — на переданной Гуннаром картинке я увидела того самозваного монаха, который больше года назад пытался натравить на нас с Владиславом загорян. Судя по всему, для создания обоих Эмиссаров была использована одна и та же телесная матрица, а это значило, что хозяин у них один…

— Вот чёрт! — в сердцах проговорила я, и сказано это было не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. — Можешь не сомневаться, кузен: то, что тебе приснилось, не было плодом твоего воображения. Этот сон отражал объективную реальность — если не целиком, то частично.

— Так ты знаешь этого монаха?

— Имела случай с ним познакомиться, — уклончиво ответила я, решив повременить с подробностями. — Но продолжай. Что было дальше?

— Этот сон произвёл на меня сильное впечатление, однако всерьёз я к нему не отнёсся, а со временем почти позабыл о нём. Сама понимаешь, мало ли что может присниться человеку, тем более что весь прошедший год я часто думал о шкуре, ломал себе голову, как её отыскать. А незадолго до прибытия на Истру мне снова приснился тот мальчик — и опять на нём была шкура Ивэйна. То же самое было и вчера ночью. Оба раза он ехал верхом на лошади через Грани, время от времени разговаривал сам с собой на незнакомом мне языке, иногда пел песни.

— Он ехал по Трактовой Равнине?

— Нет, просто переходил с Грани на Грань сквозь Рёбра. И это, кстати, меня удивило. Насколько мне известно, Ивэйнова шкура даёт достаточно магической силы, чтобы путешествовать Равниной.

— Сила ещё не всё, — заметила я. — Нужны также и знания. Наверное, мальчику их не хватало, чтобы выйти на Равнину.

— Может, и так, — неуверенно произнёс Гуннар. — Хотя тогда я не понимаю, как он мог справиться со шкурой. На ней были охранные чары, которые не позволяли воспользоваться ею никому, кроме потомков Ивэйна. Снять их мог только сильный и умелый колдун… Гм, такой сильный и умелый, что ему совсем не понадобилась бы эта шкура.

— Возможно, чары снял Женес, — предположила я. — А ещё этот мальчик мог оказаться потомком Ивэйна, нашим дальним родственником. Посчитай, сколько поколений сменилось за двенадцать с лишним веков, и прикинь, в жилах скольких людей должна быть хоть капля крови нашего предка. Тем более что род Ивэйнов, насколько я могу судить по своим скудным знаниям из истории Агриса, всегда славился своей плодовитостью.

— Это правда, — согласился Гуннар. — Сейчас я затрудняюсь назвать хотя бы один из известных мне королевских домов Лемосского архипелага, с которым мы не были бы связаны кровным родством. Так что всё может быть. Но меня больше занимает другое: что означают мои сны, почему они мне снятся?

— Думаю, они означают именно то, что ты видел, — сказала я. — Какой-то мальчик, вероятно, наш родственник, завладел шкурой Ивэйна, перебил кучу зомби и сейчас куда-то направляется. Остаётся выяснить лишь самую малость: кто этот мальчик, где он взял шкуру, как оказался в компании восставших мертвецов и, наконец, куда держит путь. Ну, а касательно того, почему тебе снятся эти сны, вопрос посложнее. Одно из возможных объяснений кроется в наследственности. Ты — старший потомок Ивэйна по мужской линии и уже благодаря этому имеешь тесную связь с львиной шкурой. А через неё — с мальчиком, который сейчас носит эту шкуру.

Гуннар в задумчивости потёр подбородок.

— Интересная мысль. Но это, скорее, ответ на вопрос «как». А вот «почему» — в смысле «зачем», «для чего», «с какой целью», — остаётся неясным.

— Я бы тоже хотела это знать. У меня есть большое подозрение, что твои сны касаются не тебя одного, но и нас с Владиславом… Ведь ты не против рассказать о своих снах и ему?

Гуннар не возражал, и я мысленно позвала мужа, объяснив, что речь идёт об очень важном деле. Владислав немедленно извинился перед Джозефом Арно, поднялся с травы и подошёл к нам. Но не успел он спросить, что случилось, как в нашу компанию вклинился Баз, который в своём кошачьем облике здорово напоминал миниатюрного барса.

— Посмотрите! — пискляво произнёс он, указывая передней лапой в сторону озера. — Мой папа совсем рехнулся!

По озеру плыл Леопольд. Нас это не удивило — в отличие от большинства котов, воды он не боялся и плавал, как левиафан. Вместе с тем, он полностью разделял нелюбовь своих соплеменников ко всему слишком мокрому, и лишь крайние обстоятельства могли вынудить его добровольно полезть в воду.

— В чём дело? — спросила я у База.

— Не знаю. Папа сидел-сидел на берегу, смотрел-смотрел на озеро, а потом — бултых! — прыгнул и поплыл. Сдурел, короче.

Тем временем Леопольд доплыл почти до середины озера, нырнул, через некоторое время вынырнул и быстро погрёб обратно к берегу. Присмотревшись внимательнее, я увидела, что во рту он держит какой-то небольшой предмет.

Выбравшись на берег, Леопольд энергично отряхнулся от воды и рысцой затрусил к нам. Когда он приблизился, Владислав потрясённо прошептал:

— Боже мой! Неужели…