Грани (СИ)

— Как я уже говорил, неважно во что ты веришь. Вера — уже награда сама по себе, если тебе от нее легче. Бог не измеряется нашим возрастом, Артур. Не измеряется он и вероисповеданием. Аллах или Будда, Один или Тор… все едино. Я религиозный человек, но я как вы — человек. И все писания были написаны людьми. Разными людьми, со своей культурой и историей. Не стоит разбирать каждое слово, написанное в библии или в Коране. Там Бог лишь на бумаге, но в нашей душе, в нашем сердце… он олицетворяет нечто совсем иное. И об этом вы не прочитаете нигде. Я скажу вам об этом вновь: вы пытайтесь использовать библию, как главный аргумент. Но говорим мы далеко не о ней. Ведь Бог не в библии и даже не на небе, не в буквальном смысле. О, нет! — воскликнул отец Грегос, наблюдая за сменившимся выражением лиц зрителей, включая самого Артура Фроста. — Бог везде. Он в нас. Он среди нас. Бог — это мы. А мы — это Бог. И так было всегда. Вы можете не верить в Него, но Он верит в вас. И это не измерить никаким вашим законом или теоремой. Впрочем, этого и не нужно.

Теперь уже вторая половина аудитории, молчавшая до этого момента, взорвалась гулом аплодисментов. Выражение лица Артура Фроста на мгновение исказилось гримасой раздражения. Но, быстро взяв в себя в руки, астрофизик как показалось зрителям, довольно резко перебил движением руки ведущего, который только-только хотел было что-то произнести.

— Скажите честно, отец Грегос. Если бы вы узнали из библии о Боге, но не в детстве, а сейчас? Если бы я дал вам библию именно в этот момент, как скоро вы бы поверили во все то, что говорите сейчас? Ведь религия в наших умах с самого рождения. Разве это правильно? Раньше церковь с пеленок учила людей. Давайте вспомним: людей сжигали лишь на основе чьих-то домыслов о колдовстве! Человека можно было закидать камнями лишь потому, что он не верующий! Такой как я в то время был бы убит такими, как вы, отец Грегос. И чем это оправдывалось? Богом? К черту такого Бога. Это уже далеко не вера! Это действительное положение церкви! Так было! Это история! Этого не пишут в ваших писаниях. Но зато в то время писали кое-что другое! Индульгенция! Для таких вещей была индульгенция! Грехи можно было покупать! Покупать, черт возьми!

— Артур, Артур, ну, право, — вмешался ведущий, не позволив астрофизику на этот раз пресечь попытки заговорить другим. Таки или иначе эта резкость не отменила подбадривание публики наигранным смехом. Однако зрители были все еще крайне смущены речами Артура, что очень заметно выражалось на их лицах. — Вы перегибаете палку, наши дебаты были направлены в другое русло.

— Зачем вы здесь, Артур? — вдруг произнес отец Грегос. Этот вопрос, казалось бы, смутил сразу всю студию. — Зачем вы здесь… по-настоящему? У меня нет цели задеть вашу область познаний и вашу жизненную позицию. Почему же вы так стремитесь уничтожить мою? Неужели это ВАШ способ защищать свое положение? Все, что вы говорите… да, это было. Но это было в прошлом. Нынешнее положение вещей… оно ведь совсем не такое. Вы так отчаянно цепляетесь за прошлое, но… вот он я. Человек церкви. Нет, человек Бога двадцать первого века. При мне нет факелов, нет индульгенций. Мое оружие — это мои слова. Все что с нами сейчас происходит, так это просто разговор, Артур. Я вам не враг.

В этот момент весь зрительный зал увидел, как Артур Фрост закрывает свои глаза. Заметил он и то, как астрофизик наклоняет голову вниз, словно бы борясь со всеми мыслями разом, посетившими его голову.

Выдержав небольшую паузу, Джеймс Грувер осторожно подошел к Артуру Фросту.

— Артур?

— Понимаете, отец Грегос, — тихо произнес Артур, наконец вернув себе былое самообладание, — я вынужден защищаться лишь потому, что вы, вы везде. Вы приходите в школы и проповедуете свою религию. Более того, вы сидите в своих кабинетах и дошли до того, что на полном серьезе начинаете решать, какую именно литературу школьникам стоит читать, а какую нужно запретить. Это же ненормально. Я не прихожу в вашу церковь и не читаю труды Дарвина. Придет день, и мне стоит ожидать вас с вашими правилами в своем кабинете? Я лишь хочу, чтобы вы занимались своей религией в отведенном для вас месте и дали людям выбор. Религию и науку можно совмещать. Можно верить во что-то лучшее и не быть невежественным. Но тянуть одеяло на себя… разве это поступок Бога? Мне не нужно, чтобы кто-то диктовал мне, как жить, каким бы могущественным бы вы его не изображали. Я человек, и я свободен от рождения и до смерти. Вы правы лишь в одном, отец Грегос, Бог во мне, но лишь только потому, что я сам себе Бог.

Некоторое время святой отец обдумывал слова астрофизика в полной тишине. Даже Джеймс Грувер, человек, для которого рейтинги, скандалы и эпатаж были чуть ли не самым главным в карьере, наверное, впервые в жизни был по-настоящему заинтересован ответом священнослужителя.