Грани. Система Иерархии

Мы всю жизнь чего-то ждем. В детстве мы мечтаем быстрее вырасти и стать взрослыми и большими, когда все будет можно. Но со временем эти мечты тускнеют, становятся более приземленными, но точнее выраженными. Нам мало быть просто взрослыми, желательно что-то еще и иметь: сначала велосипед, точь в точь как у соседского мальчишки, собаку, потом еще что то и еще и так до бесконечности. Мы никогда не останавливаемся в погоне за своими желаниями и потому остаемся несчастными. Мы ищем счастье, где то там далеко, тянемся к нему из всех сил, рвя жилы, идя порой по принципам и головам других точно таких же обездоленных. Вся наша жизнь это гонитва за иллюзиями, которым не суждено сбыться. Потому даже достигнув мнимого счастья, мы видим, что это совсем не оно, а настоящее там, далеко-далеко и до него еще идти и идти. Холодны звезды, они всегда смеются, они мерцают манящими огоньками, оставаясь на бесконечности вытянутой ладони. Угрюмый питекантроп последний раз взглянул на звезды, тяжело вздохнул и вновь заковылял в сумрак пещеры. Когда нибудь, неважно когда, но когда нибудь он достигнет звезд и щедро зачерпнет их ладонью.

Тело невыносимо ныло и саднило, перед глазами плыла стылая красная пелена, на каждом шагу поскальзываясь в прелой листве, я поднялся и кое-как заковылял к разбитой машине. Она дымила словно подбитый мессершмит на последнем издыхании, в страстном объятии охватив дерево, а моя спутница, как ни в чем не бывало, сидела рядом на бревне закинув ногу на ногу и курила, насмешливо смотрела на мои попытки встать.

– Мы же из-за тебя чуть не разбились! Ты что, совсем ополоумела, другого времени не нашла что бы в меня вцепиться?

– Допустим, не нашла. Дальше то что? Было бы в мире хоть одним неудачником меньше.

– Ты понимаешь, о чем сейчас говоришь?

– Абсолютно, и поверь, мне было бы совсем не жаль. Кому нужно такое ничтожество как ты?

Я стоял перед ней, переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школьник, а она продолжала сверлить меня насмешливым взглядом.

– Ну и что ты можешь? Только плакаться о том, как несправедливо устроен мир. О том, что у нас еще все впереди и что возможно потом…

– Да нет, – услышал я глухой приглушенный голос, мгновением позже осознав, что он принадлежит мне – не будет у тебя никакого потом…

– 06 —

Моя спутница остановилась на полуслове и с ужасом уставилась на блеснувшее в руке лезвие ножа.

– У таких как ты не должно быть никакого потом – продолжал я холодным, равнодушным голосом, любуясь полоской стали столь резко поменявшей нас местами – такие как ты, всю жизнь идут по трупам, не задумываясь втаптывая в грязь любого, лишь бы самой вылезти повыше.

– Что ты задумал? – взвизгнула обидчица, мигом вскочив с бревна.

– Суд – рассмеялся я – это справедливое воздаяние за все то, что ты совершила.

– Не надо, я прошу тебя не надо. Успокойся, что ты творишь.

– Поздно. Иногда бывает поздно что-то менять.

«Я же ее сейчас убью! – мелькнула в сознании паническая мысль – вот так вот, просто и спокойно, без всяких эмоций».

– Ну, прости меня, прости, дуру этакую! Ну, хочешь, хочешь я перед тобой на колени встану? – она рухнула на листву не отводя глаз от лезвия продолжая лихорадочно размазывать слезы.

– Простить? А разве бывает прощение, таким как ты? – «остановите меня кто-нибудь, я ведь и в самом деле ее убью» – такие как ты не заслуживают прощения.

«Нет, нет, нет, нет» я подошел к своей жертве уже вплотную, присел, заглянув огромные от ужаса глаза. Страх, захлестывающий волнами дикий страх, плескался из нее во все стороны.

«Стоп, – прошипел я сквозь зубы, больно ударив кулаком оземь – стоп. Я не имею на это права, никто не имеет. Сколь угодно можно искать причины и оправдания к убийству, но все равно убийство останется только убийством и больше ничем. Это страшно, мучительно осознавать, что тебя сейчас не станет, что ты навечно растворишься сейчас в пугающей темной пустоте небытия».

– Ты вправе вершить суд. Тебе дано это право от рождения. Разве ты не хотел сделать мир справедливее и чище, разве не станет он на один шаг ближе к всеобщей справедливости?

– Разве будет справедлив мир, в котором будут жить такие как я, будет ли оправдано мое существование, если руки мои будут в крови?