Грани современного пастырства: этика

Развитие науки пастырского богословия в XIX–XX веках позволяет нам говорить о различных сторонах пастырского служения, о развитии пастырского настроения, укреплении пастырского духа. В пасторологических трудах есть сравнение пастыря в духовной жизни с врачем в жизни телесной. Поэтому разговор о пастырском богословии это, скорее, объяснение способов приведения души в нормальное для земного бытия состояние, это как бы наука о лекарствах, которые помогают душе выздороветь, это «инструкция для врачей». Безусловно, такой взгляд узок, но он обусловлен греховным состоянием человечества, где пастыри призваны обновлять человека и вести его к Богу. Возможно, именно такое понимание состояния человеческих душ побудило митрополита Антония (Храповицкого) смотреть на пастырство как на способность к «сострадательной любви», которая может исцелить страждущие от греха души. Однако архимандрит Киприан (Керн) не соглашался с позицией митрополита Антония – смотреть на пастырство только как на способность к «сострадательной любви», потому что мы не вправе ограничивать пастырство в его мистической составляющей (священнодействии), также нельзя исключать учительный элемент (проповедь) и иерархический (церковную структуру). Нравственная сторона жизни человека, несомненно, важна, но она не единственна. Необходимо заметить, что эта сфера человеческого бытия совершенствуется именно внешними действиями или же деятельностью разума. Об этом в полной мере позволяет нам рассуждать наука христианской аскетики.

Можно отметить огромное влияние рассуждений архимандрита Киприана (Керна) на православное пастырское богословие XX века. Он критиковал позицию митрополита Антония (Храповицкого) относительно акцентирования им внимания на так называемом «отрицательном» моменте покаяния, то есть сугубо на сожалении о своих делах. Архимандрит Киприан обращал внимание на «положительную» сторону покаяния, то есть на творении нового, доброго, особенно на созидании Тела Христова¹¹. В то же время он призывал пастырей стремиться самостоятельно переживать «евхаристическое жертвоприношение»¹², противопоставляя его «пышности соборных священнослужений», соответствующих ритуалу византийских царских выходов или ватиканских церемоний¹³.

В данном случае для нас непонятно, почему мы не можем рассматривать соборные торжественные богослужения как творческий момент в Церкви и в пастырском служении. Возможно, именно такого момента не хватает пастырям и их пасомым в деле самосовершенствования, следовании к Богу и преодолении всех бесовских препятствий. Конечно, для аскетов пышность богослужения кажется бесполезной; многие считают лучшим состоянием для аскезы пребывание в одиночестве и общение только с Богом. Однако жизнь среди людей, сослужение своим собратьям, постоянное общение с верующими и поиски возможных путей к их совершенствованию, а также постоянное самоиспытание в социуме – все это нисколько не исключает аскетической составляющей. Личное творчество и сотворчество со своими пасомыми в деле спасения вместе с мистическим моментом, состраданием людям и проповедничеством придают пастырству некоторый законченный вид и лишает пасторологию однобокости.

Современным богословам необходимо расширить научные изыскания в области слияния пастырского богословия, христианской этики и аскетики. Это необходимо и для того, чтобы кандидаты в священство в будущем избегали возможных ошибок в своем служении. Сегодня некоторые выпускники духовных школ, не имеющие духовного сана и не происходящие из священнической семьи, считают делом пастыря в первую очередь – а, может быть, и основным – учительство¹⁴. Такая интеллектуализация пастырского служения также страдает однобокостью. Если мы формально начнем оценивать пастыря и мирянина, то главным отличием между ними придется назвать именно возможность священника совершать Евхаристию и преломлять своими руками Божественный Хлеб. Следовательно, мы не вправе игнорировать богослужебную составляющую в пастырстве, но также не можем и замыкаться на ней и превращать пастыря исключительно в священно-исполнителя. Мы знаем, что само совершение Литургии требует от пастыря подготовки всей его жизнью и, особенно, аскетического делания по очищению своей души, иначе механическое совершение таинства влечет на пастыря осуждение Божие. Тому много примеров в Ветхом и Новом Заветах (Иер 48:10; Ос 6:6; 1 Кор 11:29). Все, что необходимо для пастыря, обретает свою силу только по благословению Господа, поэтому важнейшим моментом личной жизни пастыря, его служения и помощи людям является искренняя, глубокая и дерзновенная молитва. При совершении над ставленником хиротонии он получает от Бога право на такую молитву за свою паству. Пастырь не только молится сам, но и научает этому пасомых, они вместе совершают подвиг молитвы, и в этом едином творческом порыве – если он становится для общины реальностью – актуализируется само пастырское служения во всех его проявлениях, о которых говорили многие пасторологи.