Грани судьбы

— Можно меня в море, — охотно согласился Серёжка. — Но с условием.

— С каким это ещё условием?

— Признаёте, что я Вам мозги подкрутил. И Вы больше в себе не сомневаетесь.

— Подкрутил, подкрутил…

Мальчишка и вправду мозги вправил основательно. В самом деле, сколько можно самоедством заниматься? До чего он себя довёл, если слова Мирона и Наромарта ему мало. Стыдно, в самом деле. Geda.

— Так, значит, тебя в море?

— Ага, раскрутить и бросить. И так пять раз.

— А не много будет?

— А Вам что, жалко, что ли? — в голосе Серёжки явственно прозвучало недовольство, которым мальчишка маскировал опасение: а не слишком ли много внимания он к себе требует.

— Да нет, не жалко и не трудно. Просто удивляюсь, сколько можно играть.

Парнишка дёрнул коричневыми плечами.

— Что поделать, я вот такой… энергичный. Мама говорила, что у меня моторчик внутри. А ещё — что меня с пляжа можно только бульдозером утащить. На буксирном тросе.

— Даже так?

— Честно. Это у нас с ней игра была такая, когда мы в Поповке отдыхали. Помните, я вам рассказывал?

— Помню, конечно. Это когда мы через пустыню шли.

— Точно…

Балис глянул на море, на клонящееся к закату светило и решительно встал на ноги.

— Ладно. Предлагаю договор.

— Какой? — Серёжка снизу бросил на офицера взгляд, переполненный хитростью и любопытством.

— Я тебя бросаю в море пять раз. Даже шесть. Но после этого ты уходишь с пляжа без троса и трактора, потому что взять их здесь мне всё равно негде.

— А мы разве уже уходим? — разочаровано протянул мальчишка. — Рано же ещё.

— Уходим. Мне нужно вернуться пораньше.

— Ладно, — Серёжка со вздохом поднялся на ноги, короткими ударами сбил с плавок прилипший песок. — Нужно — значит нужно. Но завтра мы подольше останемся, правда?

— Не будет завтра, Серёжа…

Балис положил мальчику руку на плечо.

— Сегодня вечером я ухожу…

— К своим? — задрав голову вверх, парнишка внимательно смотрел в лицо Гаяускасу. Офицер молча кивнул. Мальчишка улыбнулся:

— Вот видите, Балис Валдисович, я же говорил, что Вы своих найдёте. А Вы не верили…

— Почему это я не верил? Кто тебе это сказал?

— Ну…

Гаяускас потрепал Серёжкины высохшие непослушные вихры.

— Ты ещё скажи, что чувствуешь, что мы ещё увидимся. Я и в это поверю.

— Обязательно увидимся, — уверенно ответил мальчишка. — Иначе и быть не может. Ведь это же мы.

Эпилог ГОРОД, ГДЕ СХОДЯТСЯ ЛЮДИ.

Ни земли, ни погоста Не хочу выбирать: На Васильевский остров Я приду умирать!

И.Бродский

МОСКВА. 13 ОКТЯБРЯ 2001 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.

"Ранняя в этом году в Москве осень", — подумалось Балису.

Снег ещё не выпадал, но холодно было совсем по-зимнему. Да ещё сильный пронизывающий ветер. Гаяускас, хоть и одетый по сезону, постепенно замерзал. Может быть, сказывалось ещё и близость кладбища: не зря говорят, что с таких мест даже в самую большую жару тянет могильным холодом.

"В метро надо было встречаться", — как обычно, с опозданием, пришла в голову мудрая мысль. От станции "Водный стадион" до Головинского кладбища каких-то десять минут ходьбы, если знать дорогу. Балис раньше в этом районе Москвы не был, но не заблудился: идти нужно было прямо по Головинскому шоссе. Судя по ширине асфальтовой ленты, когда-то движение здесь было оживлённым, но теперь всё движение сосредоточилось на соседней Ленинградке. Старым шоссе, помимо тех, кто приезжал на кладбище теперь редко кто пользовался.

Логично было предположить, что и людей на старое кладбище ходит совсем немного, но это оказалось не так. Возле ворот стояло полдесятка машин, причём все — иностранного производства. То ли за неполные десять лет, прошедших с того времени, когда Балис последний раз был в столице России (уже России, не Советского Союза) благосостояние москвичей резко выросло, то ли окончательно развалилась российская автопромышленность, то ли и то и другое сразу, но на улицах Москвы иномарки теперь встречались чаще российских автомобилей.

Рядом с машинами собралась группа из десятка мужчин среднего возраста, все в шарфах бело-голубой расцветки, с цветами исключительно белого и синего цвета в руках. Сначала Гаяускас подумал, что перед кладбищем собрались фанаты московского «Динамо». Потом — отказался от этой мысли: как известно, фанаты — дети и подростки, а здесь собрались солидные мужики. А затем, по мере того, как вникал в доносившиеся до него обрывки разговоров, понял, что первое предположение было верным: всё-таки это были динамовцы.

— Да, братик мой вечно опаздывает…

— Ещё пять минут — и идём.

— Может, вонзить для сугрева? У кого водка?

— У Эм Икса.

— Водку здесь пить не будем, нефиг.

— Депутат Смыков, ты не в Думе…

— А иди-ка ты…

— Я тебе говорю, Толика тогда считали талантливее Блохина.

— Тебе виднее, я-то не помню ничего, пешком под стол ходил.

— Ты какого же года?

— Семьдесят второго.

— У, какой молоденький…

Подъехали красные «Жигули», с сидения рядом с водителем выбрался улыбчивый длинноволосый парень в кожаной куртке и таком же бело-голубом шарфе.

— Соратник Ядохимикатов! — представился он собравшимся.