Грани жизни

— Так и строчит, не беда, что на весу… Чего не сделаешь ради любви! — ласково усмехнулся Галактион Романович. — Ему приятно прямо со съезда девушке написать… ему и духовный мир ее дорог и близок.

«Духовный мир дорог и близок…»— повторил про себя Сковородин, и снова все пережитое будто опахнуло его своим беспокойным крылом. Если бы его дочь Галина чувствовала духовную жизнь Пети Мельникова, ничего похожего на эту злосчастную историю не могло бы произойти!..

Разве не завидно ему сейчас смотреть на этого влюбленного Володю? А на каком безупречном доверии и уважении построены отношения старшего — Галактиона Травина, храброго генерала Великой Отечественной войны, а теперь очень заметного и уважаемого деятеля нашей тяжелой промышленности, и молодого инженера Володи Семенова! Такие же отношения могли на целые годы сохраниться и между ним, конструктором Сковородиным, и Петей Мельниковым. Оттого и было ему, старшему, так тяжко, что эти равноправные отношения, как нечто неповторимо прекрасное и нужнейшее, вдруг разбились вдребезги.

Когда после окончания заседания старые друзья вышли на морозный ветер, Галактион Романович предложил:

— Пройдемся по Кремлю! Когда представишь себе, какую величественную программу созидания приняли мы на съезде и какие обещания Родине дали, не только душа, но и глаза хотят обозревать что-то величественное!

Сковородин согласился. Оба неторопливым шагом обошли вокруг кремлевских соборов и дворцов и вернулись опять к голубым елям вдоль узорной балюстрады, полюбовались на зимнюю Москву. Потом оба признались, что как в комсомольские годы, так и сейчас испытывают чувство, что с кремлевских высот как бы видится им весь Советский Союз.

Выйдя к Александровскому саду, Травин вдруг сказал:

— Пожалуй, не ожидал я, что так меня взволнует то место в докладе Никиты Сергеевича, где он говорил о притоке свежих сил.

— Да, да! Это сочетание молодых кадров со старыми, — вспомнил и Сковородин. — В чем же причина твоего волнения, Галактион Романович?

Но Травин ответил не сразу.

— Ты знаешь, что мой отец был стрелочником, и я сызмальства ходил с ним проверять пути: не прогнили ли где шпалы, не ослабел ли где костыль, а главное — не треснули ли где рельсы. «Вот, сынок, — скажет он бывало, — гляди и учись: вроде бы и мала трещина, не сразу ее заметишь, а вред от нее большой — лопнет рельс, и крушение поезда неминуемое!» И веришь ли, на всю жизнь мне эта трещина запомнилась: бывает, мала, незаметна, какая-то вроде и случайная трещинка, а прозевай ее — будет беда.

— Что-то я не совсем тебя понимаю, Галактион Романович.

— Сейчас поймешь. Вот сегодня сидит рядом со мной на съезде Володя Семенов, сосредоточенный, счастливый — всем, всем счастливый. Смотрю я на него и думаю: эх, молодой ты мой друг и товарищ, наверняка не сидеть бы тебе здесь и не чувствовать бы себя таким уверенным и счастливым, если бы случилось то, что могло случиться!

— А что же… что могло случиться? — глухо спросил Сковородин.

— Рассказ будет недолгий, но не бесполезный для дела.

*

В номере гостиницы на десятом этаже было светло, уютно, по-домашнему тепло. Рубиновые звезды на кремлевских башнях, как бы плавясь в ночном небе, посылали в сторону тихой комнаты свой струисто-алый свет.

Друзья пили крепкий чай и, казалось, не могли наговориться. Началось с рассказа Травина о Володе, о том, что могло случиться и почему этого не произошло.

После окончания института Володя, тогда еще комсомолец, сразу попал на крупный уральский завод. Комсомольская организация вскоре стала его выделять среди других, его уже метили в заместители начальника цеха. У Галактиона Романовича на примете был другой, правда, не им лично подобранный, а тогдашним начальником цеха. Начальнику механического цеха уже было за шестьдесят; в прославленных не состоял, но, как говорится, «хоть старик звезд с неба не хватает, а работяга». Однако» а последнее время со стороны парткома и завкома, а потом и комсомола стали все чаще слышаться замечания по адресу старейшего начальника: показатели работы цеха, который должен быть одним из ведущих на заводе, просто «приплюсовываются» к общезаводским цифрам, и вот так «натягивают видимость»,

будто механический «не хуже людей». Однажды комсомольское руководство прямо заявило директору завода Травину, что начальнику механического и его заместителю уже пора уходить на пенсию. Это заявление было сделано вскоре после того, как начались разговоры о назначении Володи Семенова… Заместитель старого начальника «подбросил» директору мысль о том, что у Володи Семенова уже, конечно, есть «дружки и приятели», которым и не терпится скорее «протолкнуть мальчишку» на ответственный пост. Начальник цеха и заместитель пришли к директору с жалобой.