Грани жизни

«Но занят, занят же я был тогда, каждый день был расписан!.. Эх, не завирайся… постыдись, сивая голова!.. Если бы по-настоящему хотел встретиться, нашлось бы и время — и не один часок! Просто не хотелось тебе ясно осознать значение задуманного ими: они ведь «зелень», и где еще им создать что-то большое и серьезное? Значит, ты подходил к ним с устаревшей уже меркой собственного опыта, меркой тридцатилетней давности!.. Но ведь это поколение конца пятидесятых годов, когда жизнь, техника, люди, условия уже совсем иные. Потому они и не остались одинокими, потому и не остановились на полпути. Ты не помог им, так другие нашлись помощники и руководители. А ты, на кого они главным образом надеялись, остался в стороне. Вот читай-ка, читай старые, вышедшие за время твоего отсутствия номера многотиражки… За что одобряют люди работу этой первой бригады — «семерки», кроме ее значения для будущего? А вот еще и за эту ее общность с научнотехническими интересами многих пытливых заводских людей. Сколько же статей и откликов, и как все живо и заинтересованно выражено!.. И примечай, Сковородин, примечай: все эти отклики многих знакомых тебе людей написаны для общей пользы, для поддержки смелости и активности нашего молодого поколения. Но читай: ни одна дурная мысль о тебе не коснулась души этих молодых людей — им только «очень недоставало» тебя!.. А как внимательно и подробно рассматривали твой, сковородинский «узел Д», который предложил упростить Петя Мельников! Они дали высокую ему оценку, как «выдающемуся достижению технической мысли», они ясно понимали, что только потому этот «узел Д» можно было упростить, что это «сковородинский узел», в котором уже были заложены возможности для иного решения, но техника тех лет еще не требовала этого. «И они правильно поняли, абсолютно убедительно доказали… вплоть до последнего винтика!» То, что он в тишине, один, запершись, читает эти записи, казалось ему сейчас настолько нужным и важным, что он теперь не мог бы себе представить положения, когда бы он ничего не знал о них!

Он читал неторопливо, вдумываясь в каждую строку, в каждую подробность и все время что-то снова узнавая, будто пытливая молодость вновь вернулась к нему.

Петр Семенович так углубился в чтение, что не сразу услышал, как в дверь кабинета постучала Натэлла Георгиевна.

— Ты так заработался, Петя, что у тебя даже глаза какие-то… потусторонние! — удивилась она. — А я хочу с тобой посоветоваться. Вообрази, Талинка заявила мне, чтобы на встречу Нового года, пятьдесять девятого года, никого из знакомых не приглашать… Я думаю, это не каприз. У нашей дочери происходит взросление души, так бы я сказала, мой дорогой, взросление души! Я так думаю, Петя, что лучше всего сослаться на тяжелую болезнь, которую наша девочка перенесла, и наши знакомые это поймут.

— Верно, верно, умница моя!

Но бабушка Ираида Васильевна возмутилась, что «хотят завести какой-то новый и вовсе никудышный порядок». «Уж если на встрече будет скучища, то и весь год будет скучный и несчастливый — это примета самая верная!» — пугала она невестку. Но Натэлла Георгиевна, оказалось, в приметы не верила. «Это твои глупые выдумки! — упрекала внучку «фарфоровый лобик». — И все из-за того, долговязого, белобрысого… дался он тебе, своевольная!» Но Галина только осуждающе посмотрела на нее, и «фарфоровый лобик» сразу умолкла.

Утром первого дня пятьдесят девятого года Сковородин снова принялся за чтение.

Он сидел в своем удобном, так давно обжитом кресле у письменного стола и читал с неослабевающим вниманием. Он уже все знал вплоть до мелочей. Какие были трудности в самом начале и какие возникли потом, и с чьей помощью они преодолевались, и как помощь шла с разных сторон: от дирекции завода, от парткома, от комсомола, от главного технолога, многих старых производственников, инженеров. Их советы и одобряющие мнения о выполненном ясно и убедительно показывали, как быстро все схватывали молодые новаторы и находили верные решения.

Среди записей Сковородин находил и свое имя. Читая новое упоминание о себе, он вспоминал предыдущее, и эти строчки, — написанные разными почерками, складывались в его памяти — и чем дальше, тем резче, — как песня, спетая… о ком-то другом.

«В случае одобрения со стороны П. С. Сковородина оставить именно так (следовало краткое и четкое описание), в случае же его критических замечаний произвести изменения, какие будут им указаны».

Однажды было записано:

«Очень бы хотелось посоветоваться с Петром Семеновичем! Может быть, написать ему, как предложил тов Г. Линев. Но тов. П. Мельников решительно отвел это предложение: тов. Сковородин чрезвычайно занят в своей заграничной командировке многими порученными ему ответственными делами и встречами, и потому мешать ему и отвлекать от работы нельзя».

Даже вздрогнув от волнения, Сковородин прочел радостное сообщение Пети Мельникова: «Товарищи, Петр Семенович приехал! Завтра мы с Гришей встретимся с ним!» В протоколе было записано дружное «ура!».