Гранит и бархат

— Как знать… — От звука его голоса у нее пошли по коже мурашки. — Откуда же тогда я знаю, какую еду и какую музыку ты любишь? Откуда я узнал про твою собаку? Мартин подарил тебе ее щенком на день рождения, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. Ты была убита горем, когда собака в прошлом году умерла. Ее звали Сам.

Она и забыла, что он знал много подробностей о ее жизни. Во всяком случае, события дня отодвинули эти мысли на задний план. И вот сейчас все нахлынуло на нее вновь: и чувство оскорбления, и отвратительное ощущение, что по ее жизни беспардонно расхаживает незваный гость.

— Я скажу тебе сам, раз ты не решаешься спросить, — сказал он, прервав ее молчаливую оборону. — В это время они сворачивали к набережной Темзы. — В течение многих лет Мартин рассказывал мне о тебе. Расхваливал тебя. От него я и узнал так много. Он любит тебя как родную дочь.

Селина закрыла глаза из-за внезапно нахлынувших слез. Она всегда знала, что Мартин любил ее больше, чем Ванесса, которая была ее кровной родственницей. Его любовь и его стремление уверить растерявшуюся сироту, что у нее есть вторая семья, которая душой болеет за нее и всегда будет ее опорой, позволили ей пережить внезапную в невосполнимую утрату одновременно обоих родителей.

Она подумала, что никогда не узнает, откуда у Мартина появилась эта сумасшедшая идея рассказывать о ней Адаму — причем в течение многих лет, как он сказал, а это значит, что отношения отца с сыном не оборвались после его совершеннолетия, как это утверждала Ванесса.

Одно было ясно. Адам знал, как любил ее Мартин, что он относился к ней как к собственной дочери. Его угроза заставить ее силой выйти за него замуж теперь начинала приобретать какой-то извращенный смысл. Этим он отнял бы ее у Мартина так же, как отнял дом и дело. Она знала, каким горем было бы для Мартина видеть свою приемную дочь в браке без любви с его врагом.

Когда Адам повернул свой «мерседес» к берегу реки, Селина передумала убегать. Ситуация уже не была такой однозначно черно-белой, как ей казалось чуть раньше. Да и была ли она когда-нибудь такой?

Он остановил машину на мощеной дорожке у кирпичного дома розового цвета, и ее глаза вдруг уткнулись в вазоны с цветущими зимними цикламенами, которые стояли по обеим сторонам резной двери красного дерева.

Его представили ей, как врага Мартина, а угроза разорить своего отца и сводного брата диким образом подтверждала это. А его угроза заставить ее выйти за него замуж, совершенно очевидно, была грубой формой мести.

Он был наделен завидными внешностью и обаянием, которые невозможно было не заметить. И ума ему, явно, не занимать. Так что же так глубоко ранило его психику? Что же заставило его упрямо следовать зову силы и мести?

Не потому ли, что когда он был маленьким, отец не признавал его? Не здесь ли был ядовитый корень проблемы? Был только один способ узнать это. И, может быть, когда ей удастся выяснить, что им движет, она сможет что-то изменить?..

Селина выскочила из машины прежде, чем он до нее дотронулся, зная, что его прикосновения будят в ее теле физическое желание, а таинственные флюиды, идущие от него, туманят ее разум и волю.

Комната, куда он ее провел, была отделана старым полированным дубом и обставлена чисто по-мужски функциональной мебелью без излишеств. Он сбросил дубленку и протянул руку к ее кожаному пальто, но она отрицательно покачала головой, глубже засовывая руки в карманы.

— Ты ела? — Его глаза смотрели на нее с вежливым спокойствием, как будто он знал, что она видела в пальто свою защиту и не желала уступить ему хоть в чем-нибудь. Селина снова покачала головой, потом к ней вернулся голос.

— Я не голодна.

— Тогда кофе. — Это не было вопросом. Она внимательно следила, как он вышел из комнаты, не в состоянии оторвать глаз от его элегантной и красивой фигуры. Оставшись одна, она вздохнула и крепко сжала губы. От его облика исходила какая-то языческая, колдовская сила. Она действовала без каких-либо усилий с его стороны, но Селина должна бороться с ней — самое главное! Она это может и сделает.

Подойдя к прямоугольному зеркалу в позолоченной старинной раме, она с ужасом заметила, что ее рот слегка приоткрыт, а глаза стали темными и мечтательными.

Селина сжала губы и постаралась удерживать их в таком положении, пока пыталась пригладить непослушную копну золотистых волос, но ее густая шевелюра, как всегда, упрямо отказывалась подчиняться.

Услышав его приближение, она повернулась, твердо решив, что он не должен увидеть ее перед зеркалом. Он, несомненно решит, что она прихорашивается для него.

Принеся поднос, Адам поставил его на маленький раскладной столик, и, в то время как он наливал кофе, Селина выпрямилась и равнодушно спросила:

— Так что же это все значит, Адам? Ты явно держишь зло на Мартина и всю его семью. Ты говоришь, что можешь их разорить — и я тебе верю. У меня нет доказательств, чтобы уличить тебя во лжи. Но я хочу знать, почему?

Она заметила, как напряглись его широкие плечи, и все тело замерло на секунду, потом он продолжил свое занятие и сказал с оттенком самоиронии: