Гранит и бархат

Тут она вспомнила, что задерживает его, погрузившись в свои размышления. Адам никогда ничего честно не расскажет ей, он играет с ней, как кошка с мышью, и получает от этого удовольствие. Простого и ясного ответа она все равно не найдет, так что нет смысла растравливать себя понапрасну, надо приспосабливаться, насколько это возможно. А это значит, что она весь день должна провести с ним, потому что он так хочет. Значит, так и будет. Но ее покорность вовсе не означает, что она делает это с удовольствием.

Селина надела плотную твидовую юбку красно-кирпичного цвета, кожаные сапоги и просторный шерстяной свитер кремового цвета. Непослушную гриву золотисто-каштановых волос она заплела толстую косу, и обошлась без косметики, если не считать розовой помады, наложенной на губы.

Стараясь унять любопытство насчет того, что ее ждет сегодня, она прошла на кухню и увидела, что он закрывает крышку корзинки. Пикник? В январе? Но она не собиралась ни о чем спрашивать. Пусть он всем распоряжается, собирается, ее дело — ехать с ним, независимо от того, хочет она этого или нет. Единственный приемлемый способ показать ему свое несогласие — это не проявлять ни малейшего интереса, решила она упрямо.

— В чайнике есть чай, если хочешь. — Но его небрежный тон, движение плеч под мягкой кожаной курткой, которую он надел поверх черной шерстяной рубашки, свидетельствовали о недовольстве ее долгими сборами.

Селина лишь пожала плечами и решительно намазала себе маслом тост, запив его двумя чашками чая, пока он относил в машину корзинку. Адам вернулся на кухню и встал у дверей, играя ключами в ожидании, пока она закончит завтрак, который чуть ли не застревал у нее в горле.

— Если хочешь разозлить меня, то ничего не получится, — спокойным тоном заметил он, добродушно улыбаясь, когда Селина наконец поставила чашку. Однако его прекрасные зеленые глаза не улыбались, так что она поняла, что он говорит неправду, что этот день и то, что он задумал, имеют для него немаловажное значение.

Устыдившись своего ребяческого упрямства, она прошла мимо него в прихожую, снимая на ходу с вешалки свою кожаную куртку. Селина злилась на себя из-за того, что она считается с его чувствами, в то время как он ни в грош не ставит ее собственные.

Наконец они выехали из Лондона. День действительно был чудесный. Небо было безоблачным, синим и ясным, воздух тихим и бодрящим — просто подарок этой зимы, которая до сих пор была отвратительной. И было глупо дуться, огрызаться на его реплики или отмалчиваться, делая вид, что ее безумно интересует рассуждение какого-то нудного комментатора по радио, которое она включила, как только села в машину.

Селин выключила радио и взглянула на бесстрастный профиль Адама, заметив, как дернулись его губы, когда она спросила:

— Куда мы едем? — Он прямо-таки был уверен, что рано или поздно ее природное любопытство возьмет верх.

— Котсуолдз, — ответил он, и прежде, чем она задала следующий вопрос, продолжил:

— Я сначала думал, что мы пойдем сегодня к Мартину, но с этим придется подождать.

— Ванесса была бы просто в восторге! — ее легкий сарказм смешался с тревогой и смущением. Она всегда была ближе к дяде, чем к Ванессе, хотя та по-своему хорошо к ней относилась. Селина была ей за многое благодарна.

— Не беспокойся. В конце концов Ванесса примет меня как члена семьи. — Голос его звучал сухо, и Селина, не подумав, спросила:

— Ты именно поэтому настаиваешь на нашем браке? Чтобы насильно войти в семью, которая почти сорок лет и слышать о тебе не желала? — Произнося эти слова, она уже знала, что не права. У него был слишком сильный, слишком целеустремленный и волевой характер, чтобы пойти на это, и даже не глядя на него, она чувствовала, что на его красивых губах заиграла легкая усмешка.

— Не надо фантазировать, лапочка! Ты прекрасно знаешь, почему мы женимся. Я уже кратко объяснил тебе, в чем суть.

Чересчур кратко, подумала Селина. Слова ничего не значили, главное — поступки. Адам не хотел ее как женщину! Он всегда будет избегать ее, будет глядеть на нее презрительным взглядом. Он заставил ее жить в его доме, чтобы придать достоверность своим сказкам об их страстной взаимной любви. Однако все дни, что она жила у него в доме, он относился к ней так, будто она была невидимкой.

Селина в задумчивости покачала головой. Она, наверное, до самой смерти так и не узнает, что им сейчас движет.

Но он продолжал:

— Не обижайся на Ванессу из-за того, что она против нашего брака. Для нее я просто негодяй и проходимец. Впрочем, ты и так это знаешь. И когда наша встреча стала неизбежной, она сумела убедить и тебя, что я негодяй. Ведь так? — Адам на мгновение оторвал взгляд от шоссе, чтобы посмотреть ей в глаза, и она слегка кивнула, опустив взгляд на его красивые сильные руки, с такой уверенностью лежащие на руле. Он продолжал: