— Это само собой! Но интересно ведь разгадать планы противника. Сам знаешь, в нашей работе часто бывает так, что не за что ухватиться — никаких тебе материалов, никаких зацепок, — а довести дело до конца надо. Вот и приходится залезать в шкуру противника и думать за него.
— По-моему, рискнёт. Подумает, что мы охотились только за картинами, а об остальном ничего не знаем.
— Правильно! — Яблочко встал. — А теперь за дело. Темнеет уже. Пусть Гугуша возьмёт фонарь и заменит дежурного у проходной. Скажи ему, чтобы был осторожен, — иначе недолго и дров наломать…
Гугуша, как всегда, был в хорошем настроении, в чёрных глазах лукавая улыбка. Выслушав мой приказ, он откозырял по-военному:
— Есть быть очень осторожным и дров не ломать! — Немного подумав, добавил — Зачем дрова ломать? Жарко, печку топить не надо!..
После его ухода я сел у открытого окна и ещё раз перелистал дела пассажиров, уезжающих утром на итальянском пароходе.
Нас смущал один из них, по фамилии Григорян, белолицый человек, с маленькими усиками, лет тридцати пяти. В анкете на вопрос о профессии ответил коротко: «Пекарь». Однако его холёный вид и складная русская речь не укладывались в этот ответ. Он меньше всего походил на рабочего человека. Никаких дополнительных материалов о нём у нас не было.
Вдруг за окном послышался крик и вслед за ним выстрел.
Я сунул бумаги в сейф, выскочил в открытое окно и побежал к пристани. Кажется, успел вовремя. У проходной, вцепившись друг в друга, катались по мокрому асфальту двое: Гугуша и человек в одежде итальянского матроса.
— Отставить! — крикнул я, и это подействовало. Матрос и Гугуша одновременно вскочили на ноги.
— Сволочь! Я его вежливо спрашиваю, откуда у него такой пропуск? А он бьёт меня по лицу! — задыхаясь, объяснял Гугуша. — Понимаешь, кацо, пьяного изображал — свистит и нарочно качается! Удара не ждал, на землю упал, но успел за ноги удержать. Он тоже упал, тогда я выстрел дал!
Подошёл Яблочко. Я коротко доложил ему о происшедшем.
— Ведите к нам, разберёмся! — приказал он.
В ответ на предложение последовать за мной (я отлично знал, что никакой он не итальянец, но говорил с ним всё-таки по-французски) матрос, продолжая играть роль пьяного, пролепетал какие-то невнятные слова — смесь итальянского с французским — и показал рукой на выход.
— Не кривляйтесь! — оборвал я его, и он молча пошёл за мной.
Придя к себе, я приказал дежурному по комендатуре сменить Гугушу. Потом занялся задержанным. Спросил, есть ли у него оружие. Он отрицательно покачал головой. Я проверил и извлёк из заднего кармана его брюк маленький никелированный браунинг.
— На каком языке предпочитаете разговаривать — на русском или на французском? — спросил я его.
— Я русского языка не знаю! — Он говорил на хорошем французском языке.
— Скажите, зачем вам понадобилось рядиться в матросскую одежду?
— Я и есть матрос… Кочегар, понимаете?
— Как не понимать! У вас на лице написано, что вы всю жизнь топили котлы, а в часы отдыха изучали французский язык!.. Будете продолжать играть комедию или ответите по существу?
Он пропустил мои слова мимо ушей и, сладко зевнув, сказал:
— Спать хочется!.. Сегодня мы с друзьями изрядно выпили, и голова соображает плохо. Пойду к себе, высплюсь, а утром — к вашим услугам! Отвечу на все вопросы…
— Нет уж, спать вам придётся у нас.
Матрос пожал плечами.
Иван Мефодьевич сидел на диване, покуривал и внимательно слушал наш разговор, хотя ни слова не понимал.
— Ничего, заговорите… — Не успел я закончить фразу, как дверь распахнулась и в кабинет влетел второй помощник капитана, синьор Эрнесто.
— На каком основании вы задерживаете итальянских матросов? — закричал он.
— Прежде всего не кричите! И, если можно, говорите со мной по-французски, — предложил я. — И потом, мы итальянского матроса не задерживали.
— А этот?
— Он не итальянский матрос.
— Это мне лучше знать! Отпустите его.
Я перевёл слова помощника капитана Ивану Мефодьевичу.
— Передай этому господину, что он находится не где-нибудь в колонии, а в Советской России! Мы никому не позволим так разговаривать с нами. Пусть господин помощник капитана командует у себя на пароходе и не вмешивается в наши дела!
Выслушав ответ коменданта порта, синьор Эрнесто так и вскипел от злости. Он грозил пожаловаться итальянскому консулу. Если мы, говорил он, сейчас же не отпустим матроса, то завтра он не возьмёт ни одного пассажира. Он подымет скандал во всём мире, все итальянские пароходы перестанут заходить в русские порты.
— Прежде чем упорствовать, подумайте о последствиях! — пригрозил итальянец.
Я не стал переводить его слова Ивану Мефодьевичу, а ответил сам: