Гранит не плавится

Уже рассвело. Тёмные просторы Каспия посветлели на востоке. В бухте сновали труженики буксиры, над ними кружились чайки. Я всё лежал с открытыми глазами и думал…

Потом встал, принял холодный душ, расплатился за номер, — решил больше не возвращаться в гостиницу, — взял чемодан и отправился на завод. Объяснив свой поспешный отъезд неотложными делами, попросил директора не подводить нас и вовремя отгрузить оборудование.

Московский поезд отходил в два часа дня. В моём распоряжении было ещё много свободного времени. Оставив чемодан в проходной завода, пошёл побродить по городу. Позавтракал в маленьком кафе, потом зашёл в какой-то музей — здесь было меньше риска попасть на глаза сотрудникам Медведева.

На вокзал приехал за десять минут до отхода поезда. Вышел на платформу, направился к своему вагону. Сердце сильно билось, но внешне я был спокоен.

Шагах в пятнадцати от вагона путь мне преградил молодой человек в штатском.

— Вы Силин? — спросил он.

— Да, я Силин.

— Пройдёмте, пожалуйста, со мной.

— В чём дело? — спросил я, хотя и понимал бессмысленность моего вопроса.

— Там узнаете.

— Но до отхода моего поезда осталось несколько минут!

— Ничего, вы ещё успеете! В крайнем случае поедете следующим поездом.

— Но поймите, я спешу на завод, меня ждут, — говорил я, делая вид, что нервничаю, достал из кармана коробку «Казбека», взял отмеченную карандашом папиросу и попытался закурить. Естественно, она не курилась, я смял её, бросил в урну и достал другую.

Молодой человек внимательно следил за каждым моим движением, но, по-видимому, ничего подозрительного в них не нашёл. Будь у него побольше опыта, он бы не дал мне бросить папиросу или, на худой конец, достал бы её из урны. Во всяком случае, я без труда избавился от документа, который был так необходим Медведеву, и вздохнул свободнее.

Пришли в помещение транспортного ГПУ. Там нас ждали трое. Они предложили мне пройти в следующую комнату, молча произвели обыск, забрали всё, что было в моих карманах, потом посадили в легковую машину и повезли в республиканское управление.

Ещё утром я был человеком — ходил, действовал — и вдруг стал ничем. Человек может перенести всё, даже самые страшные муки, может просидеть годы в тесной, как каменный мешок, камере, но только если он знает, за что, если страдает и терпит во имя большой идеи. Революционеры сознательно шли на всё — теряли свободу, рисковали жизнью, но им, наверно, было легче, чем мне. Свои, свои арестовали!.. Сознание этого было невыносимо. Там, на Урале, остался большой коллектив людей, — они верили мне. А теперь? Мои сыновья, — неужели им суждено расти в убеждении, что их отец преступник? Может быть, они отрекутся от отца — врага народа? А Елена, что подумает она? Я до крови кусал губы…

Меня никуда не вызывали, ни о чём не спрашивали, словно забыли о моём существовании. Наконец на пятые сутки, вечером, повели на допрос.

Средних лет человек с двумя шпалами в петлицах гимнастёрки велел мне сесть на стул так, чтобы на меня падал яркий свет от настольной лампы, и начал задавать самые нелепые вопросы: какой иностранной разведкой я завербован? Для выполнения какого конкретного задания приехал в Баку? От кого получил задание? Кто мои сообщники?..

Я отвечал сдержанно, коротко. Но под конец терпение моё иссякло, и я спросил его:

— Зачем напрасно тратить время? Вы же сами не верите тому, о чём спрашиваете меня!

— Молчать! — закричал он. — Не прикидывайтесь наивным младенцем! Нам всё известно. Отвечайте: вы встречались с английской шпионкой Александрой Астаховой?

Мои догадки подтверждались.

— Не с английской шпионкой, а с сотрудницей органов Астаховой встречался.

— Где, о чём вы говорили с ней?

— Мы фронтовые товарищи, вместе воевали в одном полку. Она навестила меня в гостинице. Разговаривали о разном — вспоминали старое…

— Только и всего?

— Только и всего.

— С какой целью она передала вам совершенно секретные документы, имеющие важное государственное значение?

— Вы ошибаетесь. Астахова никаких документов мне не передавала. У нас даже разговора не было о таких вещах.

— Астахова призналась, что украла из райотдела, куда она попала обманным путём, секретные документы и передала вам, чтобы через вас переправить их за границу!

— Не знаю, что вам говорила Астахова, но я ни о каких документах, секретных и не секретных, понятия не имею. Вы меня с кем-то путаете.

— Послушайте, Силин, вы были когда-то чекистом, у вас есть некоторый опыт. Вы должны понять: в вашем положении единственный выход — чистосердечное признание! Иначе мы с вами церемониться не станем. Как вы попали в своё время в Чека и что там делали — вопрос особый. Им мы тоже займёмся!.. Скажите, где документы? Верните их, и я обещаю облегчить ваше положение.