Граница

Сдвиг оказался довольно жестким. Дорогу перерезали глубокие трещины, за спиной Этана в домах зазвенели вылетевшие из окон стекла. А сами дома затрещали деревянными балками; потеряв опору, рушились и летели вниз балконы. Стены крепости сотряслись, сбросили с себя нескольких атакующих и засыпали пылью и осколками морды тех, кто оставался внизу. Многие защитники пали на колени, кое-кто вообще полетел с подмостей вниз. Этан тоже опустился на колени, но тут же, не отрывая ладоней от стены, кое-как поднялся. Ему сейчас казалось, что он неотделим от самой земли, что это он управляет ее судорогами, передавая свою волю через камень, входящий в ее состав, при этом сердце его билось с такой силой, что он закусил нижнюю губу и из нее брызнула кровь. Одна из сторожевых башен рухнула, но пулеметчик успел спрыгнуть и остался жив. Холм снова содрогнулся, на этот раз еще сильнее, и теперь гораздо большему числу серых не удалось удержаться: эти уроды, как горох, посыпались со стены, шмякаясь на землю и друг на друга.

За вторым последовал третий толчок, самый сильный. Стена потрескалась, от нее стали отваливаться тяжелые камни – они падали с таким грохотом, что казалось, это взрываются гранаты. Из окон зданий со звоном вылетали последние стекла. Вся территория Пантер-Риджа словно сдвинулась, что сопровождалось грохотом лопающихся и разлетающихся на куски вековых горных пород. По земле, по склону холма с оглушительным треском побежали расселины. Они достигали двух и трех футов в ширину, серые спотыкались и проваливались в них. Трещины смыкались вновь, размалывая уродливые тела не успевших выбраться, сокрушая их зараженные пришельцами кости, и многие оставались погребенными под землей. Из этих могил вверх тянулись когтистые лапы, тщетно хватаясь за воздух, и в конце концов неподвижно застывали.

Этого удара земли, сопровождаемого еще несколькими, более слабыми встрясками, оказалось достаточно, чтобы у серых пробудился инстинкт самосохранения. Оставшиеся в живых развернулись и бросились вниз по склону, многие тащили с собой мертвые тела погибших товарищей, чтобы потом можно было насладиться их сочным мясом. Явились они с воинственными воплями, но уходили молча; казалось, им стало стыдно за свое поражение. Кое-кто оглядывался поверх покрытых шипами плеч, и взгляды их обещали почти то же, что было начертано на стене одного из домов Пантер-Риджа: «Завтра наступит новая ночь».

Скоро они превратились в бесформенную массу силуэтов, неуклюжих и спотыкающихся на бегу на фоне ночного пейзажа. Достигнув подножия холма, серые уже через минуту скрылись из виду.

Толчки земли прекратились.

Этан оторвал ладони от стены. Он выполнил свою задачу, какой бы невероятной она ни казалась. Ладони его горели. Он тяжело дышал, покрывшись холодным потом, был потрясен и перепуган до смерти; он плохо понимал, что происходит, но чувствовал в себе колоссальную силу, которая сейчас уходила обратно в таинственные глубины его сущности и там успокаивалась. И он снова становился всего лишь мальчишкой, который когда-то хотел собрать офигенную анатомическую куклу.

Глава 5

– Семеро погибло, двенадцать раненых, – сказал Джон Дуглас в желтом свете лампы. – У шести переломы. Джейн Петерсен тяжело ранена, вряд ли выживет. И мне кажется, надо как можно скорее убрать тело Митча Вандервера, как вы считаете?

– Да, – устало глядя на него, отозвалась Оливия.

Под глазами у нее обозначились темные круги. Она сидела у себя в квартире за письменным столом, перед ней лежали проклятые блокноты желтой линованной бумаги и несколько шариковых ручек в черном кожаном футляре. Из нижнего ящика стола она достала предмет, что на пятидесятилетие четыре года назад ей в шутку подарил Винсент: волшебный шар «Магическая восьмерка», наполненный черными чернилами, с плавающим в них двадцатигранником. Она поставила его на стол перед собой как предмет, напоминающий ей о прошлом, переживший вместе с нею так много ужасов и потрясений. Глядя на этот шар, она вспоминала о Винсенте, об их совместной жизни, которая теперь казалась ей какой-то волшебной грезой: то было время, исполненное непрерывной радости. Вспоминая его сейчас, она уже плохо верила, что все это действительно было. А этот магический шар говорил ей о том, что прошлое не ушло безвозвратно. Вот он перед ней, этот кусочек прошлого. La parte mas peque~na[2]. Принимая серьезные решения, она никогда не прибегала к его помощи, но иногда… иногда… ей казалось, что, может быть, стоило это сделать, представив, что это будто бы сам Винсент пытается с ней говорить, дает ей полезный совет или ободряет ее начинание, словно глядя на нее из черноты неизведанного.

– Я очень любила Джейн, – сказала Оливия отрешенно, как бы со стороны слушая свой голос. – Добрая была женщина. Да-да, я согласна, тело Митча надо убрать. Я хочу поручить это дело тебе, ты не против? – обратилась она к Дейву Маккейну, который, растянувшись во весь рост на драном диване, глядел в потрескавшийся потолок.