Граница безмолвия

Молва утверждала, что в Гражданскую фактория эта трижды переходила из рук в руки и что над ней не раз нависала угроза высадки войск Антанты. Через остров Факторию, с белогвардейцами на борту, уходили то ли к скандинавским, то ли к американским берегам и последние суда речной сибирской флотилии колчаковцев.

Так что существование этой одинокой заставы, как написано было в одной из «воспитательных» брошюр для пограничников, «уже самим фактом своим утверждало государственное присутствие Советской России на Крайнем Севере и на международном Северном морском пути». Стоит ли удивляться, что и теперь, в 1941 году, эта застава позволяла пограничному командованию утверждать, что советская граница таки на замке. К тому же самим присутствием своим эти семьдесят шесть пограничников утверждали принадлежность данной территории к Советскому Союзу, олицетворяя его государственность, закон и воинскую силу.

Почти каждый день, если только позволяла погода, наряды пограничников уходили на расстояния десяти километров на восток и запад от заставы, чтобы оттуда, с крайних вышек, под каждой из которых были сооружены доты-землянки для обороны и обогрева личного состава, осмотреть еще около двух километров ледяного безмолвия.

– Я вот тоже иногда думаю, – неожиданно вторгся в поток его размышлений старший лейтенант, – а есть ли смысл держать здесь заставу? Даже белые медведи, и те вот уже года полтора в наших краях не появляются. Правда, пара волков прошлой осенью к заставе со стороны материка все же подходила, но за территориальные воды страны тоже не ушла, очевидно, из чувства патриотизма.

– В общем-то, ловить здесь и в самом деле некого, не то что на западной границе. Но так уж сложилось, что отец, дед и прадед мои были пограничниками, все в разное время «держали» русскую границу по Дунаю и Днестру.

– Неужели потомственный пограничник? – удивился Загревский. – Не часто такого встретишь.

– Дед однако пограничником был царским, – как бы про себя заметил Оленев.

Старшина с любопытством взглянул на тунгуса, а затем переглянулся с офицером. «Не нагнетай!» – вычитал в его взгляде Ордаш. Когда речь заходила о какой-то «идеологической придури», как Загревский однажды выразился в разговоре со старшиной, он старался быть предельно осторожным. Ордаш оставался единственным, кому он по-настоящему доверял на заставе, а посему мог «позволить себе».

– Какие бы правители ни правили на этой земле, все равно границу кто-то держать должен, – заметил Ордаш, будучи уверенным, что на этом тунгус угомонится, и был крайне удивлен, когда ефрейтор вдруг заупрямился:

– Но мы-то советскую границу охраняем, а то – царская была, однако.

– В таком, значит, раскладе? – отрешенно как-то уточнил у него старший лейтенант.

– Русская, – едва сдерживая раздражение, напомнил Ордаш, понимая, что нет ничего одиознее в этом мире, чем идеологически подкованный нацмен[13].

– Российская, да. На тунгусской земле, однако, – с той же невозмутимостью подправил его Оленев. – На земле наших предков, да. Понимать надо, товарища старшина.

Вадим ошарашенно взглянул на ефрейтора, но тот спокойно выдержал его взгляд, и на скуластом, всеми ветрами полярными продубленном лице его заиграла воинственная ухмылка. Подобную ухмылку, этот откровенно ордынский оскал, старшина видел разве что в фильмах о монгольской орде, на лицах артистов, пребывавших в образах то ли самого Чингисхана, то ли кого-то из его полководцев.

«А ведь он ненавидит нас обоих, – мысленно молвил себе старшина. – Скорее даже презирает нас, как способен презирать потомок хана, помнящего о том, что его предки триста лет правили на твоей земле. Стоп-стоп, поумерь фантазию», – тотчас же осадил он себя.

– Где-то там, на Днестре, ты, кажется, и родился, старшина? – Этот вопрос начзаставы задал специально для того, чтобы не допустить «нагнетания» бессмысленной полемики между подчиненными. Хотя упрямство тунгуса сразу же заставило его по-иному взглянуть на этого нацмена.

– Неподалеку от Днестра, на Подолии, на речке Кодыме. Есть там Богом избранный городок, который, по названию речушки, тоже называется… Кодыма.

– Кодыма, говоришь? Не слыхал. Не доводилось. Красиво там, наверное. Юг все-таки, – мечтательно произнес старший лейтенант. – Травы много, зелени… Затосковал я что-то, старшина, по траве, по лесу.

– У нас – да, красиво. Еще бы! Холмы Подолии, прекрасные луговые долины, небольшие, с выжженными причерноморскими степями граничащие, леса… Удивительной красоты земля. Закончу службу – обязательно вернусь в эти края. Вас, понятное дело, приглашу.

– Как только речь зашла о родных краях – во как заговорил! – улыбнулся офицер. – Почти стихами.