Граница безмолвия

– Хотя, с другой стороны, сотни охотников-промысловиков точно так же по году проводят в тайге и тундре, за сотни километров от ближайшего человеческого жилья. Причем выживать им приходится в каких-то охотничьих избушках, условия в которых во много раз сложнее, нежели в этом пограничном форте.

– А что, старшина, ты прав. Кстати, именно этого довода мне как раз и не хватало. Говорю абсолютно серьезно. В самом деле, сотни охотников годы напролет проводят в полном одиночестве, причем в таких условиях, когда охваченная ледовым холодом избушка кажется раем земным.

– Да только отсиживаться некогда, нужно добывать зверя. Тот случай, когда вкус жизни в самом деле познается в сравнении. Советую почаще читать Джека Лондона. Для вдохновения. Кое-какие повестушки его в нашей библиотеке остались. А пока что присядем – и по двадцать граммов.

Пить Вадиму не хотелось, однако отказаться – обидеть военфельдшера тоже было неудобно. Они присели за столом, выпили, помолчали. В казарме вовсю шло приготовление к посадке на судно, а здесь, в медсанчасти, было тихо и по-домашнему уютно, и сквозь окно пробивались лучи на удивление яркого и все еще теплого солнца.

– Оркану проще – взял и сбежал в свою тундру, – проворчал Корзев. – Кто его станет искать? Особенно если он доберется до своей тунгусской тайги.

– Ты видел его перед тем, как он?..

– Как раз «перед тем, как» и видел. Уходил он через это крыло, из каптерки.

– Где обычно держал своё ружье, – уточнил Вадим.

– Помню, спросил его, куда это он собрался. Ответил: «Моя идет стрелять песца для капитана корабля».

– И все? Ни слова больше он не сказал?

– Просил предупредить о своем уходе старшину заставы, то есть тебя.

– А ты как старший по званию, конечно, разрешил ему уйти, пообещав, что сообщишь об уходе мне или начальнику заставы. Только честно.

– Он ведь у тебя, старшина, и у начальника заставы главным добытчиком был. Когда хотел – уходил, когда хотел – появлялся. С добычей или без добычи.

– Это что, попытка в чем-то обвинить нас с начальником заставы?

– Да на кой вы мне черт?! – огрызнулся Корзев. – Особенно теперь. Не впутывайте в эту историю меня, и я вас сто лет не трону. Ефрейтор ушел без разрешения – вот и все тут. Когда я узнал, что вместо дома меня ждет фронт, уже было не до тунгуса и не до капитана. Песца – так песца. Мало ли тунгус настрелял их за три года?!

– И все же, на всякий случай, уточним: Оркан ушел еще до построения, на котором выступал полковник?

– Однако о войне он знал от командира ледокола.

– Но не знал, что нас отправляют на фронт и не мог знать, когда именно отходит судно. То есть не мог знать, что «Вайгач» уходит через сутки, а не через трое суток, как это бывало раньше?

– Тот же капитан наверняка сказал ему и об эвакуации гарнизона. И вообще, вы к чему это клоните, лейтенант? – хищновато прищурился Корзев. – Пытаетесь найти оправдание его дезертирству?

– Возможно, это всего лишь самовольная отлучка.

– Только не в военное время.

– Ты прав, старшина, – вздохнул лейтенант. – Если исходить из законов военного времени и если доказать, что Оленев в самом деле дезертировал, а не отправился на охоту, чтобы, как это было ранее приказано начальником заставы, пополнить запас мяса…

– Да никто ничего и доказывать не станет, – поморщился Корзев. – Зачитают приговор и хлопнут. В тот же день, когда попадет в руки энкаведистов.

Они понимающе помолчали. Появился дневальный и сообщил, что начальник заставы объявил всеобщее построение в казарме, поскольку по полевому телефону с судна сообщили, что ледокол уже на подходе.

Полковника на этом построении не было. Очевидно, решил, что вторгаться в ритуал прощания пограничников со своей заставой ему не стоит.

После прощальной переклички Загревский сказал краткую, но почти пламенную речь, напомнив, что они отправляются в Архангельск, а оттуда – на фронт. А заодно объявил, что с момента отхода судна все имущество заставы передается под ответственность лейтенанта Ордаша, пожелав ему при этом с честью провести зимовку и охрану заставы. Правда, тут же заметил, что плохо представляет себе, как это у лейтенанта получится, и что лично он не хотел бы оказаться на его месте.

После еще более краткой речи политрука Ласевича капитан строем вывел бойцов во двор и тут же приказал одному из сержантов снять с флагштока флаг, чтобы увезти его с собой и передать в штаб погранотряда. Однако Ордаш неожиданно резко воспротивился:

– Вот этого делать ни в коем случае нельзя! – заявил он. – Пока на заставе остается хотя бы один боец, застава действует. А такой боец, как вы знаете, остается, а значит, застава не ликвидируется. К тому же вы, товарищ капитан, забыли объявить, что я остаюсь здесь не в качестве сторожа, а что приказом по округу назначен новым начальником 202-й заставы.