Граница горных вил

В конверте лежал билет на самолет до Рима (могу зарегистрировать в любой удобный день в течение трех месяцев) и хитрая банковская карточка, которую не имело смысла красть, и описание дальнейшего маршрута: автобусом до городка на побережье Адриатики, а там меня каждый нечетный день будет ждать катер. Достаточно оформить итальянскую визу, Иллирия и так меня приветит. Формальности на месте.

Пашка подозрительно спросил:

— А как они узнали, что ты проверял их работу?

— Я им написал.

— Зачем? Она же не прошла?

Я не придумал ничего умного, чтобы соврать, и заявил:

— Девочка понравилась. Решил познакомиться.

— А-а, — сказал Пашка неуверенно (уж очень это не походило на меня), — поезжай, может, ты тоже ей понравишься.

В какую-то минуту я обрадовался этому письму, как исполнению всех желаний. Потом испугался — в первый раз, но основательно. И крепко пожалел, что влез в эту историю. «Адриатические волны, о Брента!..» — это хорошо. Но в то же время удивительно удобно, чтобы сгинуть без следа. А впрочем, отступать я все равно не собирался и кое-как придавил свой страх. Кредитная же карточка отравляла мне настроение до самого отъезда. Терпеть не могу, когда за меня кто-то платит. То есть такого никогда и не бывало, и я бы предпочел, чтобы не было и впредь. Хотя тот, кто хотел меня увидеть, оказался прав. Сам я не смог бы оплатить такое путешествие. Даже экипировка в летнюю поездку за границу стала проблемой.

Почти весь июнь ушел на то, чтобы принять сессию. Кто не преподавал, тот не знает, до какой невменяемости можно устать от экзаменов. Я хотел малодушно отложить поездку, сходить сначала в горы, чтобы прийти в себя, но не вышло. У всех друзей жизнь складывалась так, что вырваться в горы раньше августа они не могли. Конечно, все складывалось к лучшему. Я просто трусил, и в горах мне не было бы покоя. К тому же на меня давила недоделанная диссертация. Срок поджимал, руководитель нервничал, но в течение учебного года я мог работать лишь урывками, и то нечасто. Времени на сомнения у меня не было. Я нехотя собрался, взял с собой работу (вдруг удастся что-то сделать) и 25-го июня отправился неведомо куда. Писать в Иллирию еще раз и сообщать о сроках своего визита я не рискнул.

Глава 3 ВСТРЕЧА

Катер, который меня ждал, назывался «Дельфин». Я ехал бестолково, если не сказать бездарно, сутки не спал и оказался в порту рано утром с головной болью и предчувствием новых мытарств. «Дельфин» должен был ждать меня с десяти до часу (позже не ходили автобусы), но в 6.45 он уже качался у причала, и я сразу его заметил. На флаге у него красовался жизнерадостный дельфин — синий на белом и золотом.

Парень-итальянец на палубе мгновенно нашел со мной общий язык. Едва завидев мою соломенную шевелюру, он замахал обеими руками: сюда, сюда, нечего, мол, зевать по сторонам! Я перекинулся с ним краткими необходимыми словами, щурясь от низкого, но ослепительного солнца. Мои документы его не интересовали. Лучезарно улыбаясь, он спросил по-английски, что я думаю насчет завтрака (английский в исполнении иностранцев всегда понятнее, чем у англичан). Я сказал: «Спать». Он кивнул и повел меня в каюту, по дороге показывая, где что находится в его хозяйстве. Еще б не показать — такая чистота и блеск! Я чувствовал, что оказался для него таким же легким человеком, как и он для меня. И мне стало спокойно, будто я не лез в авантюру, а в самом деле ехал на курорт. Парня звали Тонио, и он был шкипером «Дельфина».

В каюте с открытым иллюминатором легко дышалось. По потолку и стенам гуляли отблески волн. Я умылся, растянулся на хрустящей простыне, уткнулся в мягкую подушку и доверчиво заснул.

Проснулся уже в открытом море и как раз к обеду, с чем меня и поздравили, едва я вышел из каюты. Кроме Тонио и меня, обедали два матроса, еще один нес вахту. Едва ли кто-нибудь из них был старше меня. Один из матросов оказался итальянцем, как Тонио, а другой, как я, славянином, но я не понимал ни того, ни другого, что не мешало общему веселью. А вскоре показалась и земля. На дальнем плане — горы в легкой дымке, на ближнем — старинный город в зелени и пригороды под красной черепицей. Я был уверен (то есть почти уверен), что мы пересекли Адриатику с запада на восток и находимся где-то между Албанией и остатками несчастной Югославии. Маршрут показался мне странным, но я не стал об этом думать. Места там неспокойные, хозяевам виднее.