Граница лавы

Полковник придвинул аппарат, слишком громоздкий из-за необходимости выдерживать сверхсекретные режимы, и, сняв трубку, набрал известную только ему комбинацию.

Ответили почти сразу.

– Алло…

– Томас Брейн, это вы?

– Я, сэр.

– Фу! Я уж думал… Мы тут предполагали все самое страшное! Что там у вас происходит?

– Идет дождь, сэр.

– Какой дождь?

– Теплый дождь, сэр. Ливень.

– А снег? Как все происходило? Вы слышали эхо?

– Я ничего не слышал, сэр. Я шел с обеда в казарму, когда…

– Когда что, Томас? Дайте больше подробностей – пожалуйста!

– Это как какой-то электроприбор или бетономешалка. Знаете, такие есть на стройках. Они мелют, жужжат целыми часами. И в конце концов перестаешь замечать это жужжание. Просыпаешься, а оно уже жужжит за окном, ложишься спать – то же самое. И потом, посреди ночи, когда ты уже спишь, они ее отключают. И все – полная тишина, но тишина будит, как раздавшийся выстрел. Оно отключилось, сэр.

– Я понял, Томас, понял. И что потом? Что со снегом?

– Снега больше нет. Сейчас из окна я вижу траву. Нестриженый запущенный газон на всей территории базы. Часть ее еще желтоватая, но есть уже и зеленые кустики. Это очень необычно, сэр, мы здесь к такому не привыкли.

– А где все? Что делают бойцы?

– Бойцы? Бойцы пляшут под дождем, бегают босиком как очумелые. И я, сэр, пойду к ним. Извините меня, сэр. Я специально ждал в казарме, когда вы позвоните, – ведь вы обязательно должны были позвонить, когда все это случится… Я пойду…

И он ушел, не забыв выдернуть все коннекторы аппарата, а потом оторвать их от шнуров – так его учили очень давно и очень далеко от этих мест. Просто машинальная память и следование инструкциям.

А снаружи все так же шел дождь, изливаясь из низких туч, которые проносились, гонимые ветром, и не боялись тратиться, тратиться и еще раз тратиться над этой безымянной долиной.

Перед тем как ступить в теплую, струящуюся между травами воду, Брейн снял ботинки и побрел в сторону некогда запретной линии – границы, отделенной длинной чередой тензоров, которые теперь лежали на дне ручьев, среди спутанных трав, и никому до них не было дела.

А там, на поле, бегали, орали и сбивали друг друга в теплые ручьи солдаты. И Брейн бегал среди них, и кричал, и толкался, сбивая их в воду, и они сбивали его.

А потом его вдруг затошнило, и он остановился. И встал на колени, ожидая, что его вывернет наизнанку. Но не вывернуло. Он просто потерял сознание.

113

Яркие сполохи дневного света. Белые стены, зеркала и шепот персонала. Они пробегали мимо, украдкой бросая взгляд на искаженное мышечной судорогой лицо, и бежали дальше по своим делам. Брейн их видел и даже пытался заговорить с ними, но ничего не получалось. Пачка трубочек, панелек и тонких проводков, проходивших через его рот и гортань внутрь организма, не давала произнести ни звука.

Потом была пауза. И он снова увидел внешний мир, но уже без всего этого трубочно-проводкового фарша во рту.

Рядом сидела медсестра лет тридцати пяти – еще вполне ничего, Брейн это особо отметил. И она, день за днем, переклеивала на его лице свежие датчики, пока он не заговорил.

– У тебя классная задница… Элеонора…

Негромко сказал, чтобы услышала только она, а эта дура завизжала и выбежала из палаты, а ей на смену вернулся строгий такой доктор-гоберли с дюжиной гаджетов на груди, и каждый из них имел свой разъем для подключений.

Поначалу Брейн хотел затаиться, подождать, пока вернется эта дура с замечательной задницей. Но доктора было не обмануть.

– Да он дышит! Да он дышит самостоятельно! Леон! Леон!!! Дай нам кислорода в смеси! Кислорода дай!..

114

Большое окно, много света, но за окном защита из фасеточной брони. Почти прозрачная.

Брейн стоял в просто обставленном помещении с белыми стенами и смотрел в это окно, на стену противоположного строения. Он пытался вспомнить, что напоминает ему здешний запах. Что-то очень знакомое, но забытое. Раньше Томас помнил этот запах, он встречался ему довольно часто.

Стоящий справа бодигард-суперколвер вздохнул и почесался. Тот, что был слева, вел себя безупречно и беззвучно, словно в засаде.

Они эскортировали Брейна от самого порта, куда его доставили спецрейсом в сопровождении полудюжины охранников. Но те были в военной форме, а эти в дорогих костюмах – положение обязывало.

И да, теперь Брейн вспомнил, чем пахло там, в порту, едва только его вывели из салона на воздух. Подгоревшим молоком. А здесь, в помещении, – скошенной травой. Едва заметно, но он теперь это вспомнил и улыбнулся.

Открылась смежная с другим помещением дверь, и оба охранника вытянулись. Появился полковник в пехотном мундире, необычно высокий для канзаса. Он молча оглядел всех троих и, не проронив ни слова, вышел через ту же дверь. И снова стало тихо.

Тот, что справа, снова вздохнул, тот, что слева, чуть качнулся на каблуках. Разминался.

Смежная дверь снова открылась, и в сопровождении полковника-канзаса вошел высокий чин в мундире космического флота – суперколвер с каким-то пустым взглядом.