Граница (ЛП)

     — Подожди, — упавшим голосом обратился он к Шерил и снова проверил часы. — Просто... подожди...

     Он переключился на канал «Фокс-Ньюз». Там двое мужчин и женщина спорили о том, должен ли президент отправляться в поездку в Европу, учитывая все эти проблемы в своей стране. Разговор шел о том, что он уклонялся от своих обязанностей перед американским народом, потворствовал Европе, его называли демократом из Миссури, который не понимал смысла слова «ответственность», он был слабовольным, а жена его и в подметки не годилась Джеки Кеннеди, Лауре Буш или, в конце концов, Мишель Обаме. Спор закончился тем, что оппоненты вместе посмеялись над заявлением Била о том, что он готовится к отставке, и перешли на новости о состоянии фондового рынка Индонезии.

     Дейв вернулся на «Си-Эн-Эн». В углу телеэкрана было показано время: 10:19. Его часы запаздывали на минуту. Теперь новостной агент готовился к докладу о том, что американское грузовое судно подверглось атаке сомалийских пиратов прошлой ночью, но атака была отражена патрульным судном.

     — Господи! — всплеснула руками Шерил. — Да что такого важного должны сегодня показать в новостях?

     — Что-то грядет, — ответил он ей едва слышным голосом. Он даже не сразу понял, что именно ей ответил.

     — Что?

     — Оно приближается... с неба. Слушай... я не знаю... у меня все внутри спуталось...

     — Ты пугаешь меня, — жалобно произнесла она. — Пожалуйста, перестань.

     Он зажег сигарету своей зажигалкой «Бик» и затянулся так, словно это была последняя сигарета в его жизни.

     — Да что там случилось? Дейв, поговори со мной! — она положила руки ему на плечи и поняла, что он дрожит. Это напугало ее еще сильнее. Ее муж никогда ничего не боялся, он сразился бы с самим дьяволом, если бы решил, что это необходимо. Но сейчас...

     — Сегодня третье апреля? — спросил он.

     — Ты же знаешь, что да! Твой день рождения через две недели, и ты...

     — Подожди, — Дейв выдул дым через ноздри. — Жди и смотри.

     Она ждала, ее сердце бешено колотилось, а руки все еще лежали на трясущихся плечах мужа. Шли секунды, и из груди Дейва МакКейна вместе с сигаретным дымом вырывалось тяжелое, жесткое дыхание, полное такой невообразимой боли, что Шерил приготовилась вызывать мужу скорую помощь. Она никогда прежде не видела его таким.

     Прошла еще одна долгая и страшная минута, во время которой Дейв молча курил, и Шерил не могла произнести ни слова.

     Затем диктор с «Си-Эн-Эн» заговорил со специалистом по жилищному рынку о ставках по ипотечным кредитам и тому подобным вопросам. Он спрашивал, чего ждать, а чего ждать не стоит, и как американцам справляться со сложившейся ситуацией.

     — Я не знаю, чего мы ждем, — тихо произнесла Шерил.

     Дейв приложил дрожащую руку ко лбу. Кусочки головоломки начинали возвращаться к нему, но это был словно огромный пазл, разрезанный пилой, воспоминания в его голове не желали складываться воедино, но он чувствовал, что в них было нечто настолько ужасное, что от одной мысли об этом его желудок начинал исполнять кульбиты. Дейв боялся, что его вырвет, и выбежал бы на улицу, если бы мог отойти сейчас от телевизора.

     Этот новостной блок закончился, и теперь речь пошла об антигосударственных протестах в Бангкоке, которые начались на прошлой неделе и уже привели к трем смертям и двенадцати ранениям среди полицейских и протестующих. Молодой человек с черными, как смоль, волосами и в причудливых очках показался на экране в студии. Журналист из Бангкока. За ним виднелось черное небо и горело несколько фонарей. Дейв не знал, на сколько часов Таиланд опережает Колорадо, но решил, что там уже наступил следующий день.

     Молодому человеку задали вопрос: «Какова ситуация сегодня вечером, Крейг?»

     Крейг начал говорить в микрофон, а затем вдруг замолчал. Лицо его побледнело, глаза округлились за линзами очков и показались жутко напуганными. Он поднял взгляд к небу, а затем вернулся к камере, а за кадром раздался шум, похожий на два или три звуковых удара, перекрывавших друг друга. Крейг закрыл лицо руками, словно это могло спасти его от чего-то ужасного.

     — О, Боже! О, Боже! — истерически закричал он, выскочил из кадра, и тогда камера отдалилась от него и перевела объектив на небо. Сначала в нем не было ничего, кроме темноты. Камера обращалась из стороны в сторону — так лихорадочно, что зрителей могло укачать. В небе был лишь полумесяц и, кажется, след от самолета.

     — Очевидно, у нас небольшие неполадки, — сказал диктор. Его голос был спокойным, твердым и жестким, как и у любого диктора на телевидении, который должен был вовремя успокаивать зрителей. — Небольшие неполадки. Возможно, мы только что слышали взрыв бомбы... Крейг, ты там? Крейг?

     Камера искала журналиста, превращая ночные огни в светящиеся размытые ленты. Она выхватывала тайцев на улице. Некоторые из них сбились в группы и стояли на месте, другие бродили по городу, будто просыпались от плохого сна. Человек, который, казалось, был одет в домашний халат, внезапно промчался мимо камеры, крича и размахивая руками.

     Крейг вернулся в камеру.