Граница миров

Рядом с ним Офелия задумчиво жевала виноград. Она посмотрела на бывших вавилонян вокруг, которые не имели ни малейшего представления, где находятся, и всё же праздновали прибытие на свою новую землю. Посмотрела на Амбруаза, чье кресло кружило среди танцующих. Посмотрела на Блэза и Вольфа, чьи плечи, привыкшие к постоянному бремени тревог, понемногу распрямлялись. Посмотрела на Элизабет, уныло забившуюся в уголок спиной к празднику. Наконец она посмотрела на себя саму, смотревшую на них.

Решительным движением она сунула голову под струю фонтана. Холодная вода прояснила мысли.

На сей раз время пришло.

– Я должна с тобой поговорить, – сообщила она Торну.

Он тут же убрал часы и встал, будто ждал этих слов весь день. Они направились в сторону от деревни и начали взбираться на заросший оливами холм, пока шум голосов не превратился в неясный гул. С вершины были видны новые пространства, покрытые травами и водами; они расстилались, уходя до самого горизонта. Дорога прорезáла их своим старым растрескавшимся асфальтом. У изножья холма то, что было похоже на автобусную остановку, заросло крапивой.

Офелия задумчиво посмотрела на этот полный загадок ковчег, который едва не убил их и всё же спас им жизнь.

– Я совершила две огромные глупости, – заявила она, уселась в высокую траву, пожелтевшую от жары, и подняла глаза к небу. Там кружил водоворот солнца и облаков, ежесекундно менявших свой вид. – Я дала рождение отголоску. Я не только оказалась неспособна найти Рог изобилия, но еще и снабдила Наблюдательный центр последним объектом, которого им не хватало, чтобы повторить ошибки Евлалии: новым Другим. Ради этого я пожертвовала своим даром проходить сквозь зеркала. Чем больше я стараюсь следовать собственному выбору, тем сильнее им подыгрываю.

Застывший Торн мог сравниться неподвижностью со стволом оливы, к которой прислонился. Верный себе, удивленный или взволнованный, он ничего не выказывал.

– А вторая глупость?

Офелия провела языком по нёбу, всё еще хранящему сладость винограда.

– Я освободила Другого из зеркала. По доброй воле. Я наконец-то вспомнила ту давнюю ночь. А главное, голос, если только можно назвать это голосом. Он был таким грустным… Другой предупредил, что это изменит меня и изменит мир. Я не знала, до какой степени, но всё же действовала вполне сознательно. В глубине души я этого и желала: чтобы всё изменилось. Ковчеги рушатся, люди уже погибли и погибнут еще, и всё лишь потому, что я не хотела стать такой, как моя мать.

Поглощенное облаками солнце погасло, как лампа. Ослепительные краски пейзажа приобрели пастельную мягкость. Офелию удивляло собственное спокойствие; весь холм трепетал под ветром, но не она. Вдруг она обратила внимание на то, как ее влажные волосы щекочут кожу плеч; волосы, которым на роду было написано стать золотыми, как у ее сестер и братьев, начали нежданно-негаданно расти сантиметр за сантиметром в чужой для них ночи.

– Всё это время я чувствовала себя словно испорченной вторжением отголоска Евлалии в мое тело и ум. Во мне осталась эта скверна. Когда мы начали понимать, что такое Рог изобилия, я… Скажем так: мои побуждения оказались более эгоистичными, чем твои. Тобой руководило единственное желание освободить нас – и меня, и мир. Ты сразу же подумал о том, как Рог изобилия может превратить Евлалию и Другого обратно в то, чем они были изначально. А вот я главным образом думала о том, как он мог бы превратить меня саму в то, чем я была бы без них. Только теперь я знаю, что это изменение было с самого начала моим выбором.

Она замолчала, переводя дыхание.

Неловко двигаясь, Торн уселся рядом с ней. Если его телу не подходило большинство стульев, неизменно слишком низких, то еще неуютнее ему становилось на твердой земле. Он с загадочным выражением смотрел на капли, медленно стекающие по волосам Офелии.

– Ты ведь абсолютно ничего так и не заметила, верно? – Он сделал паузу, пережидая пронзительный смех, принесенный с праздника порывом ветра. – Не заметила нашего соперничества.

Офелия непонимающе посмотрела на него.

– Я-то со своей стороны осознал это очень быстро, – продолжил он резким тоном. – То постоянно растущее в тебе стремление, которое всё больше и больше определяет твои поступки. Тебе нужна независимость. За твоей одержимостью прошлым – чтением, музеем, смутными воспоминаниями – на самом деле всегда стояло желание от этого прошлого освободиться. Ты стремишься к независимости, – повторил он, выделяя каждый слог, – а я хочу, чтобы ты не могла без меня обойтись.

Пока он говорил, его зрачки расширялись, словно внутри него поднимался мрак, заполняя его целиком. Офелия скорчилась, обхватив колени, но Торн не дал ей времени отреагировать.

– Ты упомянула мое стремление освободить вас – тебя и мир. Ни к чему такому я не стремлюсь. Мне необходимо, чтобы я был необходим тебе, вот и всё, проще простого. И я точно знаю, что в том конфликте интересов, который нас сталкивает, я обречен проиграть. Потому что я более собственническая натура и потому что есть вещи, которые я не могу заменить.