Граница миров

Да, Октавио и другие живы, но какой ценой? Они попали в западню своей одержимости, обреченные раз за разом повторять одни и те же ритуалы и оставаться в неведении относительно того, что с ними в действительности произошло. Ждет ли и ее такая же судьба, если она слишком надолго задержится среди них? Она вспоминает, какое нестерпимое чувство виновности охватило ее, когда огромный дирижабль погрузился в пустоту между ковчегами. И теперь она знает почему: они вторглись в пространство, которое занимала земля старого мира – она всегда была здесь, на оборотной стороне пространственной ткани. И даже сейчас, когда Офелия тоже вывернулась наизнанку, она понимает, что ее присутствие в этом мире несет в себе нечто извращенное, неправильное.

Секундина знала это. Секундина это видела.

Вот почему она показывала ей все те душераздирающие портреты Октавио. Она не только расшифровывала отголоски будущего – она пыталась помешать им сбыться. И всегда ждала от Офелии, что та спасет ее брата, вытащив его отсюда, с этой Изнанки.

Но как? Офелии не удалось отыскать Торна, и она не знает, как спастись самой. Она оглядывает галерею из конца в конец в поисках своего отголоска, который до сих пор указывал ей путь. Неужели в результате она и его потеряла?

Отголосок. Офелия вдруг осознает, что лично знакома с одним из них, прямо здесь, в «Дружной Семье». Бросает последний взгляд на Октавио, без устали отправляющего одну газету за другой в мусоропровод. Неохотно покидает его. Срезая дорогу, идет прямо через джунгли сада, где замечает немых птиц и апатичных сумчатых. Кидается внутрь административного здания, взлетает по мраморным этажам. Она не очень представляет, бежит ли сама или это архитектура несет ее в нужное место.

Она переступает порог директорского кабинета.

Елена является воплощением отголоска, как и все Духи Семей, но она также самая умная из фратрии[82]. Если кто-то и может помочь Офелии раскрыть тайны Изнанки, то это она. Черные лампочки едва смягчают ослепительные сумерки, царящие в кабинете. Он пуст. Офелию много раз вызывали к директрисе, когда она была курсантом-виртуозом; великанша практически никогда не покидала своего поста, она наверняка где-то здесь.

Офелия наталкивается на тележку и слышит влажные звуки под подошвами сандалий. Она идет по стеклу. Наклонившись, она узнает линзы оптических аппаратов. Что до тележки, о которую она споткнулась, то та оказывается кринолином на колесиках, обтянутым огромным платьем. Лиф вяло свисает с поддерживающих креплений. Офелия в полной растерянности. Она открывает стеклянную дверцу книжного шкафа, где выставлена Книга Елены. На созданных словно из человеческой плоти страницах красивый почерк Евлалии Дийё превратился в мазню. На Изнанке нет связной речи. Лишившись своего кода, Елена вернулась в изначальное состояние. В бесформенность. Отныне от нее осталось только пустое платье.

– Кто я.

Отголосок сидит в слишком большом для него кресле Елены. Со странным чувством Офелия замечает на этом подобии собственного лица ехидное выражение. Он по-прежнему нахально жует свою конфету. Едва она делает движение в его сторону, он отпрыгивает. У Офелии складывается любопытное ощущение, что ее отголосок одновременно хочет и помочь ей, и подвергнуть испытанию.

Вокруг них пространство деформируется, как пластилин. Теперь они меж двух небес: одно простирается над их головами, а другое отражается у ног. Офелия не сразу понимает, что они стоят на гигантском куполе вавилонского Мемориала, на самой высокой его точке. Вид открывается головокружительный. Остров «Дружной Семьи» стал всего лишь земляной проплешиной вдали; здания, где находится кабинет Елены, отсюда даже не видно. Перед Офелией открывается панорамный обзор океана и порта, старого и нового Вавилонов, ковчегов на Лицевой Стороне и кварталов на оборотной. Полное впечатление, что она смотрит на плохо проявленную фотографию. Здесь пейзаж затянут туманами и неполон; там многоцветен и неоднороден; гармоничности нет ни в одном.

Но больше всего ее поражают корабли, которых не было видно с места расположения «Дружной Семьи». Им нет числа, и все они замерли на воде, застыв во времени и пространстве. Военный флот многовековой давности, выброшенный на Изнанку, прежде чем он достиг берегов Вавилона.

Офелия поднимает голову к солнцу, затемняющему небо. Его черные лучи падают на ее очки, высвечивая парадоксальным светом все ее мысли, пусть она и не может высказать их вслух. Ее заполняет понимание, не нуждающееся в словах.

Лицевая Сторона и Изнанка – две чаши весов.