Граница не знает покоя

На горных, труднопроходимых тропах, под отвесными скалами Карадага и на выжженных солнцем степных равнинах вблизи Сиваша несут сегодня свою боевую службу незаметные герои в зеленых фуражках, пришедшие на смену погибшим у стен Балаклавы героям. Глухой ночью, когда засыпают санатории и дома отдыха Крыма, по всему южному побережью можно услышать тихий, приглушенный шаг пограничных дозоров. То и дело их трудной, но очень необходимой, воинской работе помогают пересекающие бухты и заливы голубые лучи прожекторов. Они ревниво поглаживают обманчиво-спокойную гладь такого ласкового южного моря. Граница и здесь, на приморской гальке, под скалистыми хребтами Крымских гор, ни дня ни ночи не знает покоя. Ведь по противоположному берегу Черного моря бродят американские «советники», явные военные разведчики далекой заокеанской страны, которая продолжает угрожать миру ядерным оружием. Эти джентльмены не только устанавливают на анатолийских берегах радиолокационные станции, ракетные площадки, подбирают места для новых аэродромов, но и беспрестанно пробуют засылать на советскую землю своих наемных шпионов. Одного из них пограничники обнаруживают в скромной рыбачьей одежде, другой, спрыгнув в шторм с турецкой фелюги, якобы «потерявшей управление», пробует при задержании на пляже прикинуться обычным курортником, любителем далеких заплывов, Каждое новое задержание таких непрошенных гостей оттуда, из Турции, всякий раз наглядно и зримо подтверждает мысль, что нет «спокойных границ», и напоминает «откровенное» признание одного американского журналиста:

«Мы выбрали Турцию и Грецию не потому, что они больше всех нуждаются в помощи, а потому, что они представляют собой стратегические ворота, ведущие к Черному морю и к сердцу Советского Союза».

Пограничники Крыма не забывают таких признаний, и потому их не усыпить обманчивым покоем южного побережья и прекрасного синего моря. Они знают о великом подвиге своих предшественников из полка Рубцова, оросивших своей кровью прибрежные крымские скалы, и стараются во всем быть достойной сменой погибших героев.

А. Булычева Правофланговый

Очерк

КЛЮЧ ОТ ГРАНИЦЫ

На заставу прибыл солдатик. Именно солдатик — маленький, курносый, с круглыми ясными глазами. В руках он держал небольшой деревянный чемодан с замочком, и хотя была уже на солдатике новая шинель, которая еще не обмялась и неуклюже топорщилась на спине, так и веяло от него теплом чистой крестьянской избы, сладким запахом парного молока, душистым хлебом.

Аккуратно обтер сапоги у порога, поднялся на крыльцо и остановился. У входа на мраморной доске блестели золотые буквы: «Застава имени Героя Советского Союза ефрейтора Семена Пустельникова».

Хлопнула дверь. На крыльцо выскочил долговязый парень в ушанке, но без шинели, с красной повязкой на рукаве. Он окинул вновь прибывшего чуть насмешливым понимающим взглядом, подождал несколько секунд, затем проговорил:

— Ну, что ж ты? Докладывай. Откуда явился? Солдатик хлопнул белесыми ресницами, потоптался на месте и с достоинством сказал:

— Тульские мы. Из колхоза приехал.

Дежурный подавил смешок.

— Приехал. Звать-то тебя как?

— Волков. Иван.

— Ты, Волков Иван, докладывать должен по уставу: «Товарищ дежурный! Докладывает рядовой Волков. На заставу прибыл». Понял? Разве не учили тебя на учебном пункте?

— Учили.

— Так докладывай по уставу.

Рука солдата неумело потянулась к виску. Дежурный укоризненно покачал головой.

— Эх ты, тульский! Иди уже. Да в следующий раз про устав не забывай. Понимать надо, куда служить приехал, — и он кивнул головой на мраморную доску с золотыми буквами.

Первое, что увидел Волков на заставе, — написанный масляными красками портрет солдата в дубленом полушубке с ефрейторскими погонами на плечах. Лицо солдата было совсем обыкновенное, спокойное, даже чем-то похож он был на Ивана Волкова. Полные добрые губы, большие, чистые глаза, широкий нос. И только между бровей притаилась чуть заметная морщинка. Она говорила о мужестве, решительности и упрямстве нарисованного на портрете человека.

— Кто это? — поинтересовался Волков.

— Это, брат, наш правофланговый Семен Пустельников.

— Ишь ты. И портрет нарисовали. Он — что, у вас на заставе служит?

Лицо дежурного посуровело, улыбка сползла с губ.

— Служит. Теперь уже бессменно, — сказал он серьезно.

Волков больше не стал расспрашивать. Что ж, если служит тут, значит представится случай и познакомиться с ним. Видать, отчаянный парень, если в таком почете.

Дежурный приказал прибывшему повесить шинель на вешалку, провел в казарму и указал свободную койку:

— Вот тут и жить будешь. Устраивайся. Ребята, принимайте гостя, — бросил он солдатам, находившимся в казарме, и, усмехнувшись, добавил: — Они тульские будут.

Обитатели казармы столпились вокруг новичка. Завязался обычный в таких случаях разговор. Среди присутствующих оказался даже «почти земляк» Волкова.

— Из какого колхоза? — поинтересовался он.

— Имени Кирова наш колхоз называется, — ответил Волков. — У меня там мама осталась и брат — на год меня моложе. А старший в армии служит.