Граница. Таежный роман. Пожар

Они довольно часто спорили. Вадим не только не считал себя диссидентом, но не был даже критически мыслящим человеком. Но он ездил по миру, кое-что видел, сравнивал. И бывал весьма недоволен и огорчен тем, что «у нас хуже». Раньше, в коммуналке, Анна Станиславовна пресекала подобные разговоры даже не словом — одним лишь выразительным движением бровей. Когда появилась отдельная квартира, она осмелела и начала вступать с сыном в жаркие споры. Конечно, ей было довольно легко загнать его в угол при помощи железных аргументов: страна, пережившая страшную войну, страна, которая спасла мир от ужасов нацизма, страна, которая обеспечивает каждого своего гражданина — каждого! — бесплатным образованием и медицинской помощью, а также бесплатным, в сущности, жильем, страна, покорившая целину и космос, не обязана тратить силы и средства на всякие финтифлюшки вроде батистовых блузочек!

Ну да, он привез ей эту голубую блузочку с полосатыми пуговками. В Париже купил, в маленьком магазинчике на Елисейских Полях. Блузочка стоила бешеных денег, на нее ушли чуть ли не все его суточные, но он купил. Это была не просто красивая вещь, это был символ, это была его маленькая победа. Честно оплаченный долг. Маме она, конечно, не понравилась. Именно из-за «ехидных», как она выразилась, пуговиц. Вот, мол, какое у нас изобилие: у вас и простых-то не хватает, а мы, дескать, для каждой одежки отдельные выделываем. Мама все понимала через призму классовой борьбы.

И тогда Вадим спросил ее:

— Ладно, у нас все замечательно, лучше не бывает. А вот скажи: Пушкин был бы доволен нашей жизнью?

Нелепый на первый взгляд вопрос. Но только не в семье Глинских. У Анны Станиславовны это была прямо мания — Пушкин, Пушкин… Ее любимое присловье: «У Пушкина все есть!» — Вадим слышал по десять раз на дню.

Действительно, на любой случай находилась цитата из Пушкина. Помнится, в шестом классе Вадим, вообще-то не отличавшийся литературными способностями, родил эпиграмму:

— Повторяет, как кукушка: «Пушкин, Моцарт. Моцарт, Пушкин».

Мать расхохоталась. Она и в самом деле твердила поминутно:

— Пушкину бы понравилось… Александр Сергеевич был бы в ужасе… Пушкин таких поступков не одобрял…

Как будто он был здесь и наблюдал за всем, что происходит в Советском Союзе, отзываясь на всякое событие.

— Пушкин был бы доволен, так? Ты сама вчера говорила.

— Нет, — вздохнула Анна Станиславовна. — Нет, он не был бы доволен.

— Ага! — возликовал Вадим.

Анна Станиславовна улыбнулась:

— Он вообще не мог быть доволен. Никогда и ничем. Я не представляю себе такого могущества нашей Родины, такого счастья и благополучия, которое Пушкин счел бы достойным для своего Отечества. Понимаешь, он слишком любил Россию, страстно и ревниво… Знаешь, иногда отцы так обожают своих дочерей, что ни один жених не кажется им достойным.

Гораздо позже Вадим вспомнил этот разговор и подумал, что мать именно так к нему и относилась — как Пушкин к России.

Конечно, Вадим интересовался противоположным полом. И мама всегда говорила, что с девочкой можно дружить точно так же, как и с мальчиком. Он приглашал домой своих подруг — сначала одноклассниц, потом однокурсниц, потом просто восторженных поклонниц. Анна Станиславовна любезно приглашала их попить чаю и заводила светскую беседу. Она была само очарование: добродушна, мила, остроумна… Но по одному лишь, почти незаметному, движению бровей, по неуловимому изменению интонации, по тонкой усмешке, спрятанной в уголках рта, Вадим видел: она отмечает и черную каемку под ногтями, и рваный чулок, и неправильное ударение.

И он все это тоже немедленно замечал. Жиденькие волосики, прыщики на лбу — хоть и замазала-запудрила, а все равно видно… Да, конечно, хорошенькая и веселая, но ведь ду-у-ура! Все о бантиках да о ленточках!

Или вот студентка филфака. Говорит правильно и Монтеня, по ее утверждению, в подлиннике читала. Но вся родня работает в торговле. Конечно, не все работники прилавка воруют, но, как ни крути, — торгаши. И как еще она в университет поступила — может, по блату?

Короче, ни одна из них не удостоилась чести быть приглашенной на чашку чаю еще раз.

Так чего же хотела Анна Станиславовна? Да ничего особенного. Не принцессу какую-нибудь. Зачем им в доме принцесса?