Граница вечности

Джордж никогда не забудет Аннистон. В этом городе на участников рейса свободы напала разъяренная толпа и хотела поджечь автобус. То был единственный случай, когда Джорджа действительно хотели убить.

Должно быть, он согласился принять этого человека, хотя не мог вспомнить, почему. Он предположил, что проповедник из Алабамы, хотевший видеть его, будет афроамериканцем, и он удивился, когда его помощник провел в его кабинет белого человека. Преподобный Боуер был примерно того же возраста, что и Джордж, в сером костюме с белой рубашкой и темным галстуком, но в кроссовках, очевидно потому, что по необходимости много ходил по Вашингтону. Его большие передние зубы, срезанный подбородок и волосы с проседью подчеркивали сходство с рыжей белкой. В нем было что-то смутно знакомое. С ним вошел мальчик, очень похожий на него.

— Я пытаюсь донести Евангелие Иисуса Христа до солдат и тех, кто работает в войсковой части Аннистона, — сказал Боуер, представившись. — Многие из моих прихожан — афроамериканцы.

Он искренний человек, подумал Джордж, и у него смешанный приход, что необычно.

— Что вас интересует в вопросе гражданских прав, преподобный?

— Видите ли, сэр, в молодости я был сторонником сегрегации.

— Вероятно, как и многие, — заметил Джордж. — Мы все многому научились.

— Я не только научился, — сказал Боуер. — Я провел многие годы в глубоком раскаянии.

Это становилось довольно серьезно. Некоторые люди, которые добивались встречи с конгрессменами, были в той или иной мере помешанными. Аппарат Джорджа делал все возможное, чтобы отсеять душевнобольных, но иногда кто-нибудь проскальзывал через сеть. Но Боуер произвел на Джорджа впечатление вполне психически здорового человека.

— В раскаянии, — повторил Джордж, пытаясь оттянуть время.

— Конгрессмен Джейкс, — с серьезным видом произнес Боуер, — я здесь, чтобы принести вам свои извинения.

— За что?

— В 1961 году я ударил вас ломом. Вероятно, я сломал вам руку.

В один миг Джордж понял, почему этот человек показался знакомым. Он был в толпе в Аннистоне. Он пытался ударить Марию, но Джордж подставил под удар свою руку. Она до сих пор болела в плохую погоду. Джордж в изумлении смотрел на этого искреннего священника.

— Так значит, это были вы, — сказал он.

— Да, сэр. У меня нет оправданий. Я знал, что делал, и я причинил зло. Но я не забыл вас. Я хочу, чтобы вы знали, как я сожалею, и чтобы мой сын Клэм был свидетелем моего признания в злодеянии.

Джордж пришел в замешательство. С ним никогда ничего подобного не случалось.

— Так вы стали проповедником, — сказал он.

— Сначала я стал пьяницей. Из-за виски я лишился работы, дома и машины. Потом однажды в воскресенье Господь направил мои стопы в небольшую миссию, занимавшую лачугу в бедняцком квартале. Проповедник, оказавшийся чернокожим, за основу своей проповеди взял двадцать пятую главу Евангелия от Матфея, в частности, стих 40: «…так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».

На этот стих Джордж слышал не одну проповедь. Смысл его в том, что зло, причиненное кому-нибудь, есть зло, причиненное Иисусу. Афроамериканцы, испытавшие на себе больше зла, чем большинство граждан, находили утешение в этой идее. Этот стих даже процитирован на одном из витражей Баптистской церкви на 16-й улице в Бирмингеме.

— Я пошел в эту церковь насмехаться, а вышел спасенный, — сказал Боуер.

— Я рад, что вы раскаялись, преподобный, — отозвался Джордж.

— Я не заслуживаю вашего прощения, конгрессмен, но я надеюсь на прощение Господа. — Боуер встал. — Я больше не буду отнимать ваше драгоценное время. Спасибо.

Джордж тоже встал. Он чувствовал, что не смог адекватно ответить человеку на прилив сильных эмоций.

— Прежде чем вы уйдете, — сказал он, — позвольте пожать вашу руку. Если Бог сможет простить вас, Кларенс, то и я должен простить.

У Боуера перехватило дыхание, и слезы навернулись на глаза, когда он пожал руку Джорджу.

В порыве чувств Джордж обнял его. Преподобный содрогался от рыданий.

Джордж разомкнул объятия и отступил назад. Боуер хотел что-то сказать, но не смог. Продолжая плакать, он повернулся и вышел из комнаты.

Его сын пожал Джорджу руку.

— Благодарю вас, конгрессмен, — произнес мальчик дрожащим голосом. — Не могу передать, как многое значит ваше прощение для моего отца. Вы великий человек, сэр. — Он вышел из комнаты следом за отцом.

Джордж снова сел за стол, ошеломленный. Вот так номер, подумал он.

***

Вечером он рассказал об этом визите Марии.

Ее реакция была нетерпимой.

— Руку сломали тебе. Тебе и решать: прощать или нет, — сказала она. — Проявлять милосердие к расистам я не собираюсь. Мне бы хотелось, чтобы преподобный Боуер пару лет отсидел за решеткой или провел на каторге. Может быть, тогда я приняла бы его извинение. Все эти коррумпированные судьи, зверствующие полицейские и изготовители бомб все еще свободно разгуливают по улицам. Их не привлекают к суду за их деяния. Некоторые из них, наверное, ушли на пенсию. Их тоже прощать? Я не хочу, чтобы они жили припеваючи. Если их вина терзает им душу, я только рада. Это меньшее, чего они заслуживают.