Граница вечности

Привязанный ишак щипал жидкую траву на обочине грязной дороги. Единственным транспортным средством в поле зрения был ржавый пикап 1940-х годов. На всем вокруг лежала печать бедности, хотя раньше это был оживленный порт. Как догадался Джордж, он пришел в упадок после введенного президентом Эйзенхауэром эмбарго на торговлю между СШ А и Кубой в 1960 году.

Где-то залаяла собака.

Склад представлял собой деревянное строение с заржавевшей железной крышей и без окон. Санчес обнаружил небольшую дверь и ударом ноги открыл ее. Они все вбежали внутрь. Там ничего не было, кроме разбросанных в беспорядке пустых ящиков, картонных коробок, мешков, обрывков веревки и шнура, а также порванные сети.

— То, что надо, — процедил сквозь зубы Санчес.

Четверо кубинцев разбросали по полу зажигательные шашки, которые вспыхнули через несколько мгновений. Разбросанный хлам моментально загорелся. Долго ждать не пришлось, прежде чем занялись и стены. Все выбежали наружу.

Вдруг кто-то крикнул по-испански:

— Эй! Что вы здесь делаете?

Джордж оглянулся и увидел седовласого кубинца в каком-то подобии формы. По годам он явно не годился, чтобы быть солдатом или полицейским, поэтому Джордж догадался, что это ночной сторож. Он был в сандалиях. Но на поясе у него висел пистолет. Сторож начал расстегивать кобуру.

Прежде чем он успел вытащить пистолет, Санчес выстрелил в него. Кровь растеклась на белой форменной рубашке, и человек упал навзничь.

— Уходим, — выкрикнул Санчес, и пятеро человек побежали к катеру.

Джордж наклонился над стариком. Его невидящие глаза смотрели в светлеющее небо.

— Ты что застрял? — раздался позади Джорджа резкий голос Теддера.

Несколько мгновений кровь толчками вытекала из раны на груди, а потом стала сочиться тоненькой струйкой. Джордж пощупал пульс — он отсутствовал. По крайней мере, человек умер быстро.

Пламя в складе быстро разгоралось, и Джордж почувствовал пышущий оттуда жар.

— Джордж, мы оставим тебя здесь, — выкрикнул Теддер.

С громким ревом завелся двигатель катера.

Джордж закрыл глаза умершего и выпрямился. Несколько секунд он стоял в неподвижности, опустив голову. Потом он побежал к пирсу.

Как только он поднялся на борт, катер рванулся от пирса и понесся по заливу. Джордж пристегнулся ремнем.

Теддер закричал ему в ухо:

— Какого черта ты себе позволяешь?

— Мы убили невинного человека, — крикнул в ответ Джордж. — Я думал, он заслуживает мало-мальского уважения.

— Он работал на коммунистов!

— Он был ночным сторожем и, возможно, представления не имел, что такое коммунизм.

— Ты долбаный слюнтяй.

Джордж оглянулся назад. Склад превратился в гигантский костер. Вокруг суетились люди, вероятно, пытаясь загасить пламя. Джордж отвернулся, стал смотреть на море впереди себя и больше не оглядывался.

Когда они добрались до Майами и встали на твердую землю, Джордж сказал Теддеру:

— Когда мы были в море, ты назвал меня слюнтяем. — Он знал, что это было глупо, так же глупо, как отправиться в рейд, но гордость не позволяла ему снести унижение. — Сейчас, когда мы на твердой земле и нас ничто не стесняет, ты можешь повторить то, что сказал?

Теддер вперился в него взглядом. Теддер был выше Джорджа, но не так широк в плечах, как он. Должно быть, он имел навык самообороны без оружия, и Джордж видел, что он взвешивает шансы. В это время кубинцы равнодушно смотрели на них.

Теддер скользнул глазами по изуродованному уху Джорджа и сказал:

— Думаю, мы забудем об этом.

— И я тоже, — проговорил Джордж.

В самолете, летевшем в Вашингтон, он набросал коротким доклад Бобби, в котором отмечал, что, на его взгляд, операция «Мангуст» не нринесет результата, поскольку нет никаких признаков того, что народ Кубы, в отличие от эмигрантов, не хочет свержения Кастро. Кроме того, операция несет в себе угрозу мировому престижу США, поскольку вызовет антиамериканские настроения, если она станет достоянием гласности. Когда он вручал доклад Бобби, то коротко сказал:

— «Мангуст» никуда не годен и опасен.

— Я знаю, — ответил Бобби. — Но мы должны что-то делать.

* * *

Димка смотрел на всех женщин по-другому.

Он и Валентин проводили большинство уик-эндов с Ниной и Анной на квартире девушек. Пары по очереди спали то на кровати, то на полу в гостиной. В течение ночи он и Нина занимались любовью два, а то и три раза. Он узнал лучше, чем мог себе представить, как выглядело, пахло женское тело и каким оно было на вкус.

Соответственно, он смотрел на других женщин по-новому, с большим пониманием. Он мог представить их обнаженными, делать предположения, какая у них линия грудей, какие на теле волосы, какое выражение лица, когда они занимаются любовью. В каком-то смысле он стал знать всех женщин, познав одну.