— Знаешь, Сережа, — сказал Евгений Иванович, — я однажды в Корее был, в гостях у корейских художников, мы возили туда выставку наших работ. И вот у них там существует целый культ водопада. Они приходят к водопаду, часами глядят на него и погружаются в состояние блаженства, нирваны. Это, понимаешь ли, культ красоты, совершенства природы. Человек в своих поисках красоты, в своих творениях только приближается к гармонии, которой обладает природа. Корейцы умеют созерцать красоту природы и наслаждаться ею. И японцы тоже… В Японии есть гора Фудзияма. Японцы созерцают ее, поклоняются ей. Она для них священна… — Евгений Иванович говорил, а сам все посматривал на оставленный под сосною этюд. Вдруг побежал к нему, взял кисть, принялся за работу.
Сержант Куликов только и видел, как движутся плечи, лопатки художника, как размахивает он руками, разя комаров. Порою сержанту казалось, что больше нет сил терпеть. Хотелось ему подняться и дать стрекача. Но стыдно было перед художником. Художник работал, работал, работал. Вдруг повернулся к сержанту и произнес не совсем понятную фразу:
— Формалистов комары не кусают!
Сержант Куликов подумал и переспросил:
— Что вы сказали, Евгений Иванович?
— Я говорю, формалистов комары не кусают.
— Это точно, — сказал сержант Куликов.
ОБГОНЯЮЩИЙ ПТИЦ
1
Море было спокойным. Солнечные блики, отраженные от поверхности гавани, переливались светлыми прожилками на бетоне причальных стенок, словно собирались разрисовать их под мрамор. В этой небольшой гавани стояли корабли пограничников и разместилась экспериментальная станция военно-морского флота.
Командир бригады пограничных кораблей капитан I ранга Грачев остановился возле поднятого на клетки корабля, наблюдая, как двое в комбинезонах о чем-то спорят и что-то рисуют карандашами на листах синек.
— Добрый день, Иван Саввич, — послышалось сзади.
Командир бригады обернулся и поздоровался с главным конструктором корабля и офицером из Главного управления, усмехнулся и, кивнув на корабль, сказал:
— Вспоминаю старую флотскую байку. Командир эскадренного миноносца однажды получил бланк заказа на материальное снабжение, стандартный для всего министерства, в котором среди прочего была графа — потребное количество подков. Прочитал эту бумагу, прикинул по четыре подковы на каждую лошадиную силу мощности главных двигателей и вписал шариковой авторучкой двести шестнадцать тысяч подков. Так вот я и подумал, если подковать все ваши лошадиные силы, что вот напихали в этот корпус, — потонет корабль?
Главный конструктор рассмеялся:
— Потонет, прямо у стенки и швартовы оборвет. А ваш перехватчик?
— Уже прикинул в уме: если на палубу принять подковы — опрокинется, а вниз — уйдет в воду по клюзы.
Грачев посмотрел на часы. Несколько минут были свободными, можно и поболтать, и снова кивнул на корабль:
— Приделали бы ему крылья. С такой мощностью машин наверняка полетит и бить на волне не будет.
— Закажут — приделаем хоть петушиный хвост, хоть ракетный двигатель.
Когда до выхода перехватчика в море осталась одна минута, Грачев попрощался и направился к причалу.
У причальной стенки стоял небольшой темно-серый корабль. Он грузно сидел в воде и походил на утюг своей компактностью и приземистостью. В отличие от других кораблей на нем не было типичного открытого ходового мостика — все управление было размещено в боевой рубке, а узенький мостик вокруг нее служил только для выхода сигнальщиков. Над рубкой возвышалась короткая прочная тренога, держащая на себе большой темно-серый кожух радиолокационной антенны. Он казался массивным, тяжелым — вот-вот опрокинет корабль. Перехватчик походил на большую модель тем, что на его носу и корме темнели башни с двумя короткими орудиями в каждой, напоминающие орудийные башни крейсеров. Но они были такими маленькими, что в них не уместился бы даже подросток. Да этого и не требовалось. В башнях были кассеты с орудийными патронами. На кормовой надстройке поблескивала прозрачная полусфера, где по боевому расписанию должен находиться комендор, управляющий огнем обеих башен. Там были только рукоятки наводки, коллиматор[1] и спусковые кнопки. А внизу, в темной, забитой до отказа механизмами и приборами утробе корабля, размещались электронные блоки системы управления орудийным огнем.
Над кожухом радиолокационной антенны торчала невысокая мачта с традиционной реей и гафелем. У топа мачты трепетал на ветру коротенький зеленый язычок — все, что осталось от вымпела, обозначающего, что корабль находится в боевом строю.
На этом корабле-перехватчике вымпелу служить трудно. И вот после нескольких выходов в море от него остался только небольшой клочок возле самого вымпелфала. Остальное растрепал ходовой ветер. Не выдержала прочная ткань из шерсти специального кручения. Частая же смена вымпела никакими нормами снабжения не предусмотрена. А корабль без вымпела — что матрос без ленточек на бескозырке.