Граница. Выпуск 3

Петр Андреевич на какой-то миг остановился у порога и удивился: смотри ты, Ленка-то его и в самом деле стала взрослой! Он привык видеть ее худенькой, угловатой, нескладной. А тут вместе с матерью, еще стройной, но все-таки заметно огрузневшей, домовито суетилась не какая-то голенастая девчонка, на которую можно прикрикнуть, чтобы не путалась под ногами, а этакое, прямо сказать, симпатичное создание. Такое славное, что и верилось-то с трудом, будто он отец этой взрослой девушки, у которой знакомым было разве только лицо, да и оно с тем привычным, детским, сохранило лишь отдаленное сходство: вздернутый нос-пуговка выпрямился, стал тоньше; на округлившихся щеках появились ямочки — раньше они только намечались, а теперь были точь-в-точь, как у Таси лет этак двадцать пять назад; тонкие в детстве губы как бы припухли чуточку; на смену жиденьким льняным волосишкам, которых когда-то едва хватало на косичку-хвостичку, выросли такие, что Лена теперь сооружала из них на затылке что-то сложное вроде золотистой короны…

И неужели это ее, счастливо повизгивающую, подбрасывал он к потолку? И неужели это она спрашивала когда-то: «Два пальчика да еще один — этот будет три, да, папочка?» А теперь уже она — без пяти минут инженер-экономист…

Петр Андреевич мельком взглянул и в сторону сына. Тот, облокотившись о подоконник, задумчиво смотрел в окно. В Саньке особых перемен не произошло вроде бы — отец уже привык видеть сына военным, правда, в курсантской форме. Сейчас Санька курил, но впервые — открыто. Заметив остановившегося у порога отца, сконфузился и стал еще серьезнее.

Да, пришло такое времечко, что собственных детей неудобно называть детьми… Перед ним выросла Тася с тарелками в руках:

— Чего остановились? А где Никитич?

Это особенность у Таси — она не умела задавать по одному вопросу.

— Где быть ему в это время? Известно, на складе — на завтра продукты повару отпускает, — ответил Петр Андреевич. — Сейчас придет.

— Ну, проходите, проходите!

Она была властной, его жена: подчиненным Таси становится каждый, переступивший порог квартиры.

— Что ж, Сергей Николаевич, пошли, — Петр Андреевич пропустил вперед Бабкина. — Приказ есть приказ.

— Постой, постой! — вдруг спохватилась Тася. — Чего ж ты, Сережа, в холостяки играешь? А Тамара где?

— Маринку укладывает.

— Отговорочки! Маринка у вас в двадцать два засыпает, а сейчас и двадцати нет. Пусть идут обе. Не помешает ваша дочка нашему празднику.

— Есть привести обеих! — козырнул Бабкин.

Он привел их через десяток минут. Маринка еще с порога объявила:

— Я не хочу спать!

— Правильно, Маринка. До твоего отбоя еще два часа, — серьезно поддержала ее Тася. — Садись за стол, будешь гостьей.

Тамара подхватила Маринку на руки и села рядом с Леной. Они были ровесницами, но Тамара все-таки казалась постарше, посолиднее Лены.

Бабкин направился к Саньке. Приземистый, невысокого роста, он держался уверенно, размашистым движением отставил стул, плотно утвердился на нем. По-юношески худенький Санька старался казаться солидным и серьезным — морщил лоб, хмурил выгоревшие брови, но нет-нет да косил глаза на новенькие звездочки — еще не привык к своему лейтенантскому положению.

Появившийся вскоре прапорщик Благовидов, полноватый и седеющий, — в подразделении все звали его Никитичем — соседом по столу тоже избрал человека подходящего возраста — начальника заставы. Хозяйка квартиры не стала упрекать прапорщика, как это было с Бабкиным, что он «играет в холостяка», — жена с двумя сыновьями-школьниками жила в районном городке, работала бухгалтером в какой-то конторе, приезжала сюда с ребятами на выходные дни да в отпуск, который брала всегда в разгар ягодного и грибного сезона. Благовидов на заставе жил один, и по этой немаловажной причине выглядел не совсем ухоженным — китель в складках, на коленках давно не глаженные брюки пузырились.

Петр Андреевич поднялся из-за стола, взял бутылку красного вина, сначала налил Тасе, потом остальным:

— Итак, дорогие мои, нашего офицерского корпусу прибыло, появился в нем лейтенант Зимин Александр Петрович. — Выпрямился, поднял стопку и закончил торжественно: — За начало пути, Саня, за твою офицерскую службу, за то, чтобы ты пошел дальше отца.

— Постараюсь, папа.

Тася со вздохом посмотрела на сына, медленно провела под глазами пальцем — откуда-то слезинка вдруг появилась…

Все принялись закусывать. Выпив, лейтенант Бабкин отодвинул в сторону стопку — сегодня ему отправлять ночные наряды.

— Может, ты словечко скажешь, мать? — спросил Петр Андреевич.

— Что сказать матери? — Тася поднялась, покачала головой. — У каждой матери, одно на уме…

А что у каждой матери на уме, сказать не успела — задребезжал зуммер телефона, «запела коза», как говорят на заставе. Все, кто сидел за праздничным столом, услышали в трубке голос дежурного:

— Товарищ майор, на правом фланге сработал третий участок!

Бабкин торопливо проглотил закуску, выскочил из-за стола, крикнув жене:

— Посиди здесь!