– Вы носите облегающие рубашки, чтобы подчеркнуть мускулатуру, и наверняка тесные плавки – похвалиться достоинством. Однако беда в том, что ваши представления о моде, как и отношение к женщинам, устарели лет на десять. И то, и другое объясняет, почему вас бросили. На руке у вас татуировка, но часть букв удалена – судя по рубцам, совсем недавно. Видимо, имя вашей бывшей девушки. Вы каждый вечер тренируетесь в спортзале, потому что в школе вас нещадно травили. Вы были очень тощим; теперь нарастили мышцы, но тонкие запястья вас выдают. Ваш «Таг Хойер»[12]
– подделка. Зеленый циферблат потускнел, а на ремешке пятна ржавчины. Но для вас дорогие брендовые часы – это часть статуса. Как и галстук, запонки и отутюженная рубашка – они выдают, как важно для вас поддерживать видимость успешного человека. Вопрос лишь в том, почему вы так стремитесь кому-то что-то доказывать. Возможно, это подскажут ваши руки? Кожа на ладонях потрескалась, пальцы в заусенцах… Морозов сейчас нет – значит, либо у вас запущенная форма экземы, либо вы слишком часто моете руки. И то, и другое – симптомы затяжного стресса. Видимо, у вас есть какой-то секрет, которого вы стыдитесь. И вы боитесь, что коллеги его узнают. Так в чем дело, детектив? У вас что, в столе тайник с порнографией? Или ношеные трусики в кармане? А может, что похуже?..Все смотрели на нас и покатывались со смеху – за исключением Найджела Фингерлинга. Тот стоял красный как рак.
Только что он сомневался в моей профпригодности. Теперь же попросту меня ненавидел.
Глава 18
Все выходные я копалась в бумагах, составляя психологический портрет.
Посмотрела досье по старым убийствам и сопоставила их с последним случаем, выискивая хоть одну подсказку к личности человека, с которым мы имеем дело. Если пойму, кто он такой, – сможем схватить его и спасти немало жизней.
Я перечитала все отчеты о вскрытии, протоколы допроса свидетелей, полицейские рапорты, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, объясняющую фишку с оливковым маслом. Однако не сдвинулась с мертвой точки ни на шаг.
Наконец я разочарованно отложила бумаги, решив зайти с другой стороны и собрать информацию о последней жертве.
– У меня есть кому заниматься допросами! – заявил Фингерлинг. – Вам нечего лезть не в свое дело. Потом прочтете все в протоколе.
– Работать со свидетелями вживую гораздо проще, – настаивала я. – Важно не только что говорят люди, но и как они при этом себя ведут.
Он демонстративно возвел к потолку глаза.
– Ладно. Вы все равно не угомонитесь. Только берите с собой Уильямса.
– Мне привычнее работать одной.
Я не стала добавлять, что вытяну из собеседников гораздо больше, если рядом не будет ошиваться сержант с каменной рожей. В присутствии полиции люди всегда становятся более замкнутыми, даже если им нечего скрывать.
– Что, Маккензи, не командный вы игрок?
«Да, если начальник – такой ублюдок», – подумала я, сладко улыбнувшись.
Все свидетели, с которыми мне удалось встретиться, говорили одно. Помимо обычной болтовни о том, каким замечательным и добрым человеком был погибший, они упоминали его нетрадиционную ориентацию и тот факт, что на момент гибели он не имел постоянного партнера.
Как выяснилось, тот иногда зависал в гей-барах и снимал на ночь парней. В вечер смерти ходил в «Кинг Уильямс», весьма известный в Кэмдене гей-клуб, где якобы, по словам очевидцев, разговаривал с неким мужчиной. Правда, описать внешность незнакомца никто толком не сумел, что, впрочем, было объяснимо. В баре нарочно приглушали свет, а все свидетели перепились до отключки. Бедный прокурор – как ему потом отдуваться в зале суда?..
– И почему только, где бы мы ни работали, нигде нет нормального видеонаблюдения? – возмущался Фингерлинг на одной из планерок, на которых мы делились друг с другом собранной информацией.
Он запросил записи с места преступления в надежде, что хоть на одну из пленок попадет мужчина, который выходил из клуба вместе с жертвой. Запрос ничего не дал. Впрочем, это изначально была безнадежная идея. У таких снимков слишком мерзкое качество, чтобы по ним можно было кого-то опознать.