Границы дружбы (СИ)

Вернувшись в комнату, я застал Женьку лежащим на боку в защитной позе, поджав под себя ноги и свернувшись калачиком, по-детски подложив руки под голову. Глаза его были закрыты, словно он спал, и лишь рвано вздымающаяся грудь выдавала его сбившееся дыхание. Я присел на край кровати и принялся аккуратно обтирать его влажной тканью, осторожно касаясь кожи в тех местах, где я был особенно груб.

– Прости, сегодня я, кажется, перестарался, – виновато прошептал я, заметив на плече уже побагровевший укус с отпечатками зубов – сходить будет недели две, не меньше. Он так ничего и не ответил, лишь мельком взглянув на синяк и довольно ухмыльнувшись, перевернулся на спину, подставляя тело и позволяя мне закончить. – Что случилось на этот раз?

Он сразу напрягся, ловко выскальзывая из моих рук, и, достав из кармана джинс пачку ментоловых сигарет, улегся на кровати, делая торопливые глубокие затяжки:

– Сегодня у них состоялось знакомство с родителями. Они официально ищут квартиру.

– Я, кажется, просил тебя не курить в постели, – я отнял у него сигарету и затянулся сам.

– Ты не понимаешь, выходит, у них действительно все серьезно, а это значит, что с каждым днем у меня все меньше шансов быть с ним.

– Жень, он натурал – у тебя изначально не было ни единого шанса!

– Это нечестно! Ты даже не представляешь, как больно любить человека, зная, что он никогда не будет с тобой!

– Ты жестокий! – поморщившись, я откинулся на подушки, зажмурив глаза и выпуская в потолок густой клубок дыма. – Как эгоистично с твоей стороны говорить подобное мне, не находишь?

– Но ты же все равно любишь меня, правда? Несмотря ни на что? – Женька навалился на меня всем телом, пытаясь заглянуть в лицо.

– Правда. Люблю. – Не хочу смотреть ему в глаза.

«Больно!»

– И не оставишь меня, что бы ни случилось? – я чувствовал его пристальный взгляд сквозь закрытые веки.

– Не оставлю. Никогда. – Едва сдерживаюсь, до боли сжимая зубы.

«Слишком больно!»

– Спасибо, Ромка! – удовлетворенно вздыхает, положив голову мне на грудь. – Ты мой самый лучший друг.

«Невыносимо больно!»

– А Максим? – смотрю ему прямо в глаза.

– А Максим – мой любимый, это другое, – счастливо улыбается мне в ответ.

«Ненавижу это! Ненавижу!»

Не сводя с него глаз, медленно делаю последнюю глубокую затяжку, ощущая на губах отвратительную горечь ментолового фильтра, и, закинув почти истлевший окурок в стакан утреннего кофе, одним грубым толчком опрокидываю его на спину, наваливаясь всем телом и выдыхая дым ему прямо в лицо.

– Стой, Ром, я больше не хоч… угм… мпф… – Накрываю ладонью его лицо, плотно зажимая рот. Не хочу ничего больше слышать. Ни единого слова. Вхожу одним резким толчком, без подготовки, без растяжки, без смазки. Мычит в ладонь и сопротивляется, пытаясь оттолкнуть и царапая кожу. Больно? Я знаю, что больно. Мне тоже. Терпи! Ты же именно этого хотел, не за этим ли ты приходишь ко мне?

Продолжаю ожесточенно втрахивать его в кровать, неотрывно глядя прямо в широко распахнутые глаза, в которых отражается удивление, недоумение, страх и я. Мое искаженное от злобы лицо. Тут же перемещаю ладонь чуть выше, закрывая глаза, чтобы не видеть сейчас себя и своих эмоций. Делает глубокий рваный вдох полной грудью, и только тогда приходит осознание, что все это время я перекрывал ему доступ кислорода. Громко шипит при очередном грубом толчке, не сдержав сдавленного стона, и, закусывая губы от боли, старается расслабиться, полностью отдавшись моей власти.

«Черт, как же я ненавижу все это!»

***

Сколько себя помню, мы дружили с самого детства: жили в одном районе, ходили в одну школу и учились в одном классе – три лучших друга, такие совершенно разные и непохожие друг на друга.