Границы сред

Когда Майя уже будет давно и крепко спать в своей колыбельке, а состав отойдет от станции, а главное, от гравитационного объекта, вокруг которого станция крутится, на достаточное расстояние, качегар встанет на рабочее место, и все его тело, каждую поперечно-полосатую мышцу зафиксируют регистраторы поста. А в тот момент, когда командир состава уронит его сквозь парадокс перехода в варп, большая часть электроники состава уже будет выключена и дополнительно закрыта щитом фарадеевой клетки, и поэтому все движения — как частей состава относительно друг друга, так и движения всего состава по варпу — будет вести качегар. Варп, он качает. Математика перебросов магнето-пузыря с одного точечного слоя на другой нехорошо дается и сингулярностям, так что для человеческого восприятия там просто — качает. Способность состава удержаться единым объектом внутри пузыря определяется только способностью качегара держать баланс нескольких тысяч подвижных относительно друг друга объектов всеми мощностями вестибулярного аппарата и обслуживающих его зон коры.На обычный, человеческий язык это проще всего сравнить с проездом по арене цирка на неоседланной лошади, жонглируя при этом в две петли — отдельно кинжалами, отдельно горящими факелами, причем на каждом круге лошадке нужно давать понять, что надо подняться в рысь или в галоп, привставать на одно колено, помахивать передней ногой, постукивать по борту арены в тех местах, где привязаны колокольчики и кланяться оркестру.Не так долго, два часа, на исходе второго часа в контрольный пост встает дублер качегара, аккуратно перехватывает кинжалы и факелы, в то время как всадникбыстро соскакивает с лошади, давая место сменщику, и уже сменщик,пустив лошадку дальше рысью,аккуратно перетягивает на себя все потоки из рук дублера, пока отработавшего сменукачегара на мягких, подламывающихся ногах кто-то из команды ведет спать. И так повторяется каждые два часа, пока состав идет варпом, а иногда и меньше, во время варп-шторма, потому что и человеческий мозг, и человеческие мышцы таки имеют свои пределы, а варп — насколько известно людям — на пределы плевал.

По результатам у качегаров потрясающе рельефная мускулатура. Она знала об этом — раньше, но не представляла,насколько. И какбезошибочноте умеют двигаться. И какова ихчувствительностькмалейшим изменениям обстановкии ээ, ритма.

Она залпом выхлебала весь стакан и снова мысленно покосилась в сторону состава.

Майя всю жизнь, сколько себя помнила, прожила на космических станциях, в считанных метрах от вакуума. С точки зрения планетников даже станционеры — это люди с совершенно отшибленными механизмами самосохранения. Ну, примерно как с точки зрения кочевого скотовода из прерий — житель мегаполиса: спустился в ящике на веревках с пятидесятого этажа, перебежал дорогу перед строем рычщих железных повозок... у всех нас свои риски и свои привычки.

Но варперы, знаете ли, это совсем специфические люди.И то, что они живут почти постоянно вне информационных потоков человечества — даже не самое в них странное. Куда удивительнее их привычка - способность - модус - не возвращаться. И даже, видимо, не оглядываться.Она проверила четвертый раз, отправила ли она ежедневное письмо Сусьяхе Герр-Загенхофу, маминомунейрофизиологу — отправила, и отправила —отправила? Да точно, точно отправила —отдельный длиннющий блок записей про все на свете, которые хитрый жук Сусьяха обещал уже сам нарезать на коротенькие ежедневные письма, пока она не доберется до новой постоянной локации. Концепцией перемещения в долгом варпе они совместно решили маму пока не грузить.Шевельнулось... Майя почувствовала, как сингулярность у нее в голове быстро протянула что-то и выставила заслон.

Ты подумаешь об этом, обещаю.

Моя работоспособность не изменится, если...

Изменится. Не напрямую.Но все то, что ты потратишь на урегулирование неминуемого кортизольного удараи его психосоматических последствий, ты не потратишь на работу, а нам всем остро необходимо, чтобы ты работала как адская гончая.

Майя сходила за вторым стаканчиком местного аналога капучино (кислые ягодки были особенно хороши), посмеялась какой-то шутке в группе, ущипнула за попу Артема, обнимавшего сразу двух провожающих девушек, вернулась и сложила ноги на журнальный столик. Она чувствовала себя расслоившимся коктейлем, и совершенно неясно было, сколько тут виновато вмешательство сингулярности.

Самый чистый слой — прозрачная ярость.Гончая? Адская гончая? Я буду, блядь, собака баскервиля, только скажи мне, большая сестра, кого съесть. Дай мне только взять след.

Тихо, — сказала сингулярность, — тихо. Тихо, тихо, ты идешь по следу, уже. Выйди отсюда, выйди.

Ты меня так пошагово всю заблокируешь.

Ну, что ты. Когда настанет момент, этот слой у нас будет самый активный, наша маленькая зубастая девочка. Не трать его в дороге, он не бесконечный, хоть тебе и кажется, что иначе.

Ок. Ок.

Тот слой, о которомвообщенельзя было думать, лежал на дне, и между ним и сознанием стояла, как ладонь, преграда сингулярности.