Грановский

Усматривая, таким образом, практическую пользу науки истории в ее нравственной пользе, в том, что она воспитывает человека в духе понимания непререкаемости прогресса общества как возрастания степени свободы, Грановский заканчивал этот курс следующим оптимистическим призывом к слушателям: «Я желал бы, чтобы лозунгом вашим было: наука просвещает, разум свободен, весело жить на свете» (18, л. 330).

В отношении современного решения этой проблемы отметим новейшее мнение, согласно которому «понятие исторического прошлого не имеет смысла вне соотнесенности его с настоящим и будущим…»; история является «лабораторией мирового социального опыта», и Гегель в связи с этим интерпретируется гораздо шире, чем это делал Грановский (см. 39, 106; 113; 107–108). Но здесь же встает и еще более спорная, остающаяся спорной до сих пор проблема методов осознания прошлого: следует ли изучать его изнутри, само по себе, с позиций того времени, или же прошлое мы исследуем с позиций настоящего, а в значительной мере — и для настоящего?

Эта методологическая проблема не была нова для Грановского, она обозначилась для него еще в Берлине, когда он слушал лекции Ранке, представителя исторического эмпиризма, т. е. методологии, по которой история должна изучаться только на основании фактов и без привнесения в это изучение каких-либо теоретических соображений, родившихся в современности, теорий, на которые опирался бы историк. Здесь нет необходимости говорить не только о том, что такая методология невыполнима, но и о том, что она делала бы историческое исследование совершенно ненужным занятием. Но надо выяснить, как отнесся к ней теперь, в более поздний период, Грановский.

Решения этой методологической проблемы, сколько-нибудь определенной концепции у Грановского нет, а есть лишь высказывания и некоторая исследовательская практика, на основании чего можно восстановить хотя бы общее понимание им проблемы. В целом теперь он усиливает свою антиэмпирическую позицию и развивает взгляд, который в современной науке называется концепцией «актуализма»: прошлое вообще может быть понято адекватно лишь из современности, из результата как развитого прошлого, принесшего свои плоды. «История по самому содержанию своему, — писал Грановский, — должна более других наук принимать в себя современные идеи. Мы не можем смотреть на прошедшее иначе, как с точки зрения настоящего. В судьбе отцов мы ищем преимущественно объяснения собственной. Каждое поколение приступает к истории с своими вопросами…» (3, 439).

Этого, конечно, недостаточно для понимания взгляда Грановского. Более того, здесь как будто и не все вяжется, согласуется. С одной стороны, Грановский утверждает, что мы прошедшее должны понимать с современной точки зрения (это и есть «актуализм»). Но, с другой стороны, и наоборот— современность мы должны понимать, исходя из прошлого — из «судьбы отцов». Так или иначе, но никакой эмпиризм для Грановского неприемлем, между прошлым и настоящим, между методами их постижения существует теснейшее взаимодействие, так сказать, взаимообмен, и нельзя постигать прошлое только имманентно, не исходя из современной теории и методов.

Некоторые дополнительные основания для понимания того, как решал эти проблемы Грановский, и, следовательно, для характеристики его эволюции в этом отношении мы находим в его практике историка. И очень важно, что в этой практике, как, впрочем, и в самой органической теории, содержится некоторое разъяснение обоих направлений мысли Грановского (и использование настоящего для объяснения прошлого, и использование прошлого для объяснения настоящего).

В первом отношении важна сама органическая теория: именно ее принципы Грановский считает нужным положить в основание анализа истории, и, как мы помним, саму философию истории в форме органической теории он излагает своим слушателям именно для этого — объяснить, с какой точки зрения они будут изучать историю. Но и наоборот: современные вопросы — отношение к эксплуатации, обоснование идеала общественного устройства, роль и оценка революций и т. п. — Грановский пытается решать способом аллюзий, т. е. осмыслением настоящего на материале прошлого и формулированием оценок и выводов относительно настоящего с помощью оценок и выводов относительно прошлого. Но при определенной плодотворности этого «актуализма» Грановский именно здесь и впадал в те модернизации, в те заблуждения, от которых в связи с таким пониманием практической пользы истории его предостерегал Станкевич и которые в современной терминологии можно обозначить как «редукционизм».