ГРАС. Цикл (СИ)

Склоняясь, чтобы аккуратно ухватить за одежду лежащее перед ним бездыханное тело, Борисов почувствовал, как в нем снова сжимается спрессовывающая время пружина. Словно чья-то рука передвинула грузик метронома на самый верх, и секунды потекли медленно, как бетонные блоки и грязные подвальные ступени-перед глазами. «Щелк... щелк... щелк...»

Услышав за спиной топот, Ларькин обернулся. Волоча в руках корейца, майор промчался мимо него, как поезд. Виталия даже обдало воздушной волной, напитанной запахами подвала и природного газа. Борисов отволок не подающее признаков жизни тело подальше от дома, положил его на землю и бросился назад.

— Дистанционная мина, —тяжело дыша, сказал он. — Я сейчас попробую перекрыть трубу, а ты позвони 04. Лишь бы газ не...

Рвануло так, что в ближайших домах повылетали стекла. Дырчатая бетонная плита, украшавшая вход в подъезд, слегка прикрыла грасовцев от прямой ударной волны, но всё-таки их слегка оглушило. Из окна где-то на втором этаже раздался истерический женский визг. Помотав головой, Ларькин вышел из-под бетонного козырька и с любопытством посмотрел в сторону этого окна.

— Должно быть, нога залетела, —предположил он.

После года работы в судебной медицинской экспертизе его отношение к смерти, в частности, к трупам, стало несколько панибратским, а чувство юмора —специфическим.

Именно по адресу ларькинского черного юмора майор проворчал что-то неразборчивое, но матерное. На кирпичной стенке перед лицом Борисова в обрамлении рыжей пены висел, прилепившись, ошметок внутренностей, похожий на кусок человеческой почки. Дыхание майора, быстро успокаиваясь, перешло в знакомое грасовцам раздраженное сопение. Он аккуратно отлепил кровавый лепесток со стены, с размаху шмякнул его в замерзшую проталину, посмотрел на свою руку и сказал с тихой злобой, обращаясь куда-то в пространство: «Бл..., и вот так всю жизнь». Потом, повернувшись, хмуро приказал Виталию: «Звони 04».

Глава 4 Главное — вовремя уйти

Оренбург, 6апреля 1999 года. 4.24.

Узнав о том, что у погибшего камикадзе был лишай, Ларькин расстроился и даже направился было на поиски невесть куда улетевшей головы покойника. Борисов едва удержал его, сказав, что поскольку голова уже была разбита, при взрыве от неё наверняка ничего не осталось. Они обсудили странное самоубийство ночного визитера и его нечувствительность к боли. Ларькин тоже кроме «обкурился», «нашырялся» или «закодирован» ничего не смог предложить.

Ларькин: Значит, это и был господин Тэн собственной персоной?

Борисов: Нет, это был не Тэн.

(Ларькин некоторое время недоверчиво смотрит на майора.)

Ларькин: Я видел его пару раз мельком и не уверен, что в таких условиях смогу отличить одного корейца от другого.

Борисов: Нет. Точно: это был ещё один кореец с такой же болезнью. Тэн старше, да и единоборствами, насколько известно, не занимался.

Ларькин: Тогда имеет смысл проверить в первую очередь конкретно всех корейцев?

Борисов: Да. Мы займемся ими, а диспансеризация пусть идет своим чередом.

Ларькин: Я нашёл отличное место для моей основной лаборатории.

Борисов: Можешь не уточнять, где оно. Жеребец стоялый. Валяй, вербуй её... или вербуй, а потом валяй. Только смотри, не подставь девчонку под пулю. Она должна представлять, на какой риск идет.

Ларькин: Есть. Как объясним обществу ночную стрельбу и фейерверк?