Грация и Абсолют

– Покушайте на здоровье, отдохните... Да опять к нам приезжайте!

И ведь не смутятся. Лица до чего бесстыжи. Ему, тёртому хрену, не совестно на такую молоденькую лечь? А она-то, может, блядь почище его!

Олёна словно забыла собственную молодость, когда её отмечали лаской люди тоже немолодые... Помнилась, однако, обида: скупы они были, ничего не подарят из одежды, четвертной никогда не дадут. А нынешние начальники сорят деньгами. А уж девки стали – наглей наглого, любого старика научат такому безобразию – ему и хочется, и не можется: гляди, развяжется пупок...

Олёна улыбалась парочке, злобясь: он представлялся ехидным и требовательным, она – алчной и, как культурные люди выражаются, ловкой «в отношении всяких бесстыжих фокусов».

Помощница Олёны, женщина моложе тридцати, не менее внимательная к необыкновенной паре, молча положила на край стола стопку дефицитных салфеток и обмахнула тряпкой стулья. В ней крепла мысль, что если в другой раз мужчина приедет один, она взглядами и смешком выразит ему многообещающее «да». Она и теперь старалась посмотреть на него так, чтобы он понял и приехал один.

Когда повариха с помощницей уходили, Лонгин Антонович сунул им под плащи, в карманы халатов, по купюре. Олёна с уважением подумала о муже, работающем на этой же турбазе, он уехал к браконьерам за лосятиной для начальства. «Пёс ни одной сучки не пропустит, но денег – копейки не даст! легче удавить его», – отметила положительную черту в характере супруга.

Она и помощница возвращались в кухню под дождём, который стал мелким, моросящим. Две девушки вели под руки пьяного парня. Он свесил голову, ноги в резиновых сапогах, вымазанных глиной, едва переступали. Вдруг одна из девушек выругалась:

– Его легче отъебать, чем тащить! – и отстранилась.

Вторая, тоже отпустив пьяного, ещё и толкнула в спину – он упал в грязь ничком.

Обе были выпивши, пошли прочь, стараясь вышагивать нарочито-независимо.

Помощница Олёны, проходя мимо лежащего, окликнула:

– Эй, чего лёг? Вставай!

Женщины удалились шагов на семь, как он вдруг вскочил и побежал за ними. Они понеслись во всю мочь, вбежали в кухню – Олёна заперла дверь и, багровея от злобы, закричала:

– Я те, бля-а-дь, погоняюсь!

Из открытого окна неподалёку доносился не лишённый приятности баритон:

Я сегодня до зари встану,
По широкому пройду полю…

103

Снаружи что-то мягко стукнуло в стекло. Профессор и Алик отвлеклись от еды. За стенами царила непогода, стояла полутьма, хотя не было и четырёх пополудни. Звук повторился. Профессор встал из-за стола.

– Кто-то швыряется песком...

К оконному стеклу прижались носами девушка и вымокший взъерошенный парнишка. Он высунул язык, кривляясь, а девушка стала игриво просить:

– Пустите нас к ва-а-м!

Лонгин Антонович властно спросил:

– У вас своего домика нет?

– Мы с родителями, – плаксиво сказала девушка, – там скучно. В гости хотим!

Он прикрикнул, чтобы ушли стучаться к кому-нибудь другому. Парнишка плюнул в стекло, а подружка пригрозила:

– Мы вам не дадим это самое делать! Будем под окном мяукать и кричать, что вы делаете...

А Олёну на кухне в эти минуты мучило: какую купюру сунул профессор её помощнице? Надвинулась на неё грудастым торсом:

– Сколько дал тебе?

Та вынула из кармана смятую десятку. «Как и мне!» – безжалостно царапнула обида сердце поварихи. Она вырвала десятку:

– Думала, подарил? Он на шампанское дал!

– Я отнесу...

– Она отнесёт! – взъярилась Олёна. – Ты носить-то культурно умеешь?!

Спрятав под плащом завёрнутую в бумагу бутылку, пошла торопливо к домику важного гостя – глядь, а на крыльце топчутся Шурка, сын беспутной Лариски-мотористки, и Натка Вырлакина, блядюшка из ранних.

Повариха угрожающе крикнула им: – Э-эй! – чем их не испугала и тогда бегом завернула к домику Валер Иваныча:

– Над вашим шишкой – хулиганство!

Он оторвался от телевизора, по которому смотрел соревнования по художественной гимнастике, и побежал наводить порядок. Лонгин Антонович, вышедший на крыльцо прогнать прилипчивую парочку, сказал Натке:

– Тебя не шлёпали давно?!

Она играючи отскочила:

– А вы пошлёпайте!

Тут подоспела помощь. Олёна с разбегу сбила с ног щуплого паренька, но Натка увернулась от Валер Иваныча и припустила за домики. Он понёсся за ней, похожий на упрямого свирепеющего барбоса.

Профессор смог, наконец, возвратиться к Алику; через пару минут повариха подала им шампанское.

А Валер Иваныч заглянул, лишь спустя почти час. Извинился за недогляд, сообщил, что «хулиганка наказана», не уточняя – как. Спрашивал, не надо ли чего, с благодушным видом учащённо дышал, в глазах от прилившей крови краснели жилки. Девушка попалась ему в руки – когда ей надоело убегать...

Алик после его ухода пробормотала:

– Отталкивающая личность.

Профессор сказал, посмеиваясь:

– Ты ведь отдыхала только со студентами? так погляди на трудовой люд.

– Я уже всё поняла! Самое ужасное, Ло: если бы не твои рассказы, я увидела бы всего-навсего отдельных идиотов... жила бы, как все, и не знала лицо и сутьнарода.