Гравитация

Он открывает дверь, заслоняя меня спиной. За порогом дома — тишина, темнота и редкие шорохи, которые мозг судорожно пытается различить и определить их происхождение. Гаспар рукой делает мне знак оставаться на месте, а сам сходит с крыльца и исчезает в темных зарослях возле стены дома. Я напрягаю слух и глаза, из всех сил стараясь понять — где он и есть ли кто — то еще поблизости.

Сколько проходит времени, я не знаю. Может пара минут, может десять. Когда все ощущения уже доведены до предела, но всё равно не находят никого и ничего, я начинаю испытывать подступающую панику. От раздающегося грохота и нового вопля я подскакиваю почти до козырька крыльца. Затем я слышу голос Гаспара, но моя реакция срабатывает быстрее логики — я бросаюсь туда, где Гаспар и источник тревоги.

Ветки кустов успевают не раз довольно сильно хлестнуть меня по лицу, но я продолжаю почти бежать. Впереди меня нечто темное и явно шевелящееся, и я уже успела предположить, что кто-то схватился с Гаспаром. Мой героический бег завершается чьим-то испуганным ворчанием. Темная масса бросается мне под ноги, я теряю равновесие и падаю, раздается тот самый грохот, когда я ощутимо прикладываюсь лбом к металлическому баку. Если бы меня не подхватил в последний момент Гаспар, вынырнувший из темноты, наверно я сломала бы вдобавок нос.

— Это была лиса, — слишком поздно доходит до меня правда о страшном ночном госте. И я начинаю смеяться. Мне и больно, и смешно, напряжение отпускает мозг. И я слышу как начинает смеяться и Гаспар. Сквозь веселый туман облегчения я начинаю понимать, что до этого вечера никогда не слышала его смеха. Глуховатого, слегка раскатистого, как далекий гром.

Мы продолжаем смеяться и тогда, когда возвращаемся в дом, он усаживает меня на стул и прикладывает к ноющему лбу пакет с замороженной фасолью. Мы смеемся над тем, что это были всего лишь лисы, забравшиеся в баки в поисках добычи. Смеемся над тем, что приняли все так серьезно. Пальцы Гаспара, холодные от пакета в его руках, осторожно касаются кожи, и я, все еще смеясь, внезапно снова вижу перед своими глазами, как он бесшумно, с мягкой, звериной грацией обходит дом, словно хищник, охраняющий свою территорию. Это видение преследует меня и потом, когда Гаспар уходит, а на дом опускается ночная тишина. Никак не могу выбросить из головы то, что он ведет себя так, словно считает мой дом чем-то своим.

* * *

Не знаю, как так получилось, но утро следующего дня омрачилось сразу же, стоило мне спуститься на кухню. Бодрое настроение улетучилось мигом, когда я включила телевизор, собираясь приготовить на обед что-то более необычное, чем те скромные кулинарные изыски из рецептов с интернет-сайтов, которыми я разнообразила обеды и ужины.

Нож в руке завис в тысячной доле сантиметра над распластанным куском мяса. Его острый край почти касался мягкой поверхности, не нарушая при этом ее целостности. Было сложно пошевелиться. Словно наваждение, текущее с экрана, приковало к себе, запретив отрываться.

С экрана на мир бесстрастно смотрело то, что оставил неизвестный художник, решивший, что так мужчина с фотографии, показанной мне накануне полицейским, будет выглядеть намного лучше без глаз. О том, что это тот самый пропавший, было сказано ведущим новостей, так как опознать тело смогли почти сразу. При трупе остались даже права и деньги, что лишь подчеркивало то, что убийцу не волнует что-то обычное для грабителя или наркомана. Убийца просто продолжал то, что начал создавать еще раньше, в предыдущее убийство.

Две жертвы — уже весомое обоснование для развертывания масштабной полицейской операции. Иногда мне кажется, что все люди в форме втайне очень рады таким событиям. Ведь это сродни первобытной охоте, которая будит азарт и огонь в крови. Обыватели же питаются домыслами и слухами, и медленный пожар истерии ещё не перерос в бушующее пламя паники. Между тем, матери с опаской разрешают детям играть на улице, отцы хмурятся, когда подросток задерживается с возвращением в безопасность родительского дома.

О чем не стоит думать, так это о том, что убитый жил, оказывается, совсем неподалеку от меня. Я не знаю — как и где убийца прикончил его. И мне совсем не нравится, что приходится теперь вздрагивать от каждого шороха.

Совершенно некстати на пороге дома оказывается Габриил. Одетый в дорогой костюм, с букетом цветов, с великолепной улыбкой, от которой любая женщина замертво падает в приступе восторга. Мы так и стоим — он, сошедший со страниц журнала, и я, облаченная в вылинявшую синюю рубашку и удерживающая на весу корзину с выстиранными вещами. Момент полон такой анти-романтики, что в воздухе просто ощутимо повисло мнение о том, что сейчас мы развернемся спиной друг к другу и сделаем вид, что не знакомы. Но бывший мой настроен крайне серьезно, а потому элегантно подхватывает тяжелую корзину одной рукой, протягивая мне букет.