— Это даже не половина всей информации. Час назад по всей стране заработали центры тестирования. Каждый должен быть проверен. Всем не прошедшим обследование в течение двадцати четырех часов будет выписан ордер на арест. Плюс… — он бросает взгляд на Гретхен, которая кусает ноготь на пальце, потому что это единственное, что помогает ей не заплакать.
— Расскажи мне, — говорю я.
— Это всего лишь то, что я подслушал… возможно, оно не имеет ничего общего с реальностью. То есть, они же не могут. Это…
— Расскажи мне, — Повторяю я, продолжая смотреть ему в глаза.
— Концлагерь. Они хотят собрать всех инфицированных в одном месте и… — он тяжело сглатывает, —
— Что? — пронзительно кричит мама, и ее телефон падает на пол.
— Клэр, это еще не было утверждено, — говорит папа, только что войдя в комнату. Мы с волнением ждем, что же еще он скажет. — Но всех уже известили о проверке, и они планируют совершить аресты. Я должен был отменить приказ.
Он закрывает глаза, и я впервые понимаю, как ему тяжело. Когда мама рассказала, ему было нелегко это принять. Он отказывался верить, пока не увидел меня своими глазами. Позже он задавал мне все больше и больше вопросов, а затем опустил голову и покинул мою комнату без единого слова. Я никогда не видела его таким… разбитым, и даже сейчас, лишь от одной этой мысли на мои глаза наворачиваются слезы. Я никогда не хотела ранить родителей подобным образом, и мое превращение в Древнюю не было моим выбором. Хотя… у меня такое чувство, что это решение было принято именно мной, и теперь я уже не могу от него отказаться.
— Я попросил, чтобы проверку провели у нас на дому, как и у большинства жителей Процесса, — говорит он. — Конечно, они согласились. Встреча состоится завтра. Это лучшее, что я могу сделать.
Он тяжело опускается на стул напротив меня. Ло сидит рядом со мной на диване.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Гретхен. Это ее первые слова с момента прихода, и это говорит мне о многом. Она не просто обеспокоена, а напугана. Никогда раньше такого о ней не говорила, и в паре с мрачным папиным видом осознания этого факта достаточно, чтобы мне хотелось закричать со всей силы. Возможно, я умру, но не хочу, чтобы все скорбели о моей смерти, пока я еще здесь и все еще дышу.
Я раздумываю над озвучиванием своих мыслей, но затем понимаю, что не хочу показаться слишком резкой. Не сейчас.
— Думаю, хорошо, — говорю я, пожимая плечами.
—
Она начинает судорожно всхлипывать. Я тянусь к ней, но меня опережает отец, который кладет ее голову к себе на плечо.
— Что, если я скажу, что у меня есть решение? Оно не идеально, но сохранит Ари жизнь, вы бы на него согласились? — спрашивает Лоуренс.
— Что это? — спрашивают все в унисон.
— Я не хочу никого обнадеживать, поэтому давайте так: я вернусь ночью, и надеюсь, вместе с нашим решением.
Он наклоняется и целует меня в лоб, прежде чем выйти за дверь.
Оставшаяся часть дня проходит слишком медленно. Мне становится хуже с каждой секундой, тело разваливается на части, но голова отказывается переставать работать. Если бы я могла заснуть, то не чувствовала бы себя так отвратительно… и беспомощно. Новости просто невыносимы. Люди умирают не только здесь, но и по всему миру. Слишком много инфицированных. Люди умирают, идя по улице, в электронах, пока ждут в очереди, чтобы провериться на наличие инфекции. Парламент назвал это первой эпидемией в современной истории. Химики, создавшие нейротоксин, не могут придумать, как остановить его действие. Меня поражает то, что Парламент утвердил распространение нейротоксина, из-за которого мы все можем погибнуть. Неужели люди настолько глупы? Мы выбросили в нашу атмосферу химикаты и даже не подумали, как это может отразиться на нас, людях? Невероятно.