Гравюра на дереве

— Федор! .. Феденька! — вскрикнул человек в сером пальто. — Сан, чи не сон? Тебя бачу, чи ни?

Человек в сером пальто оказался старым приятелем, начальником политотдела дивизии, где Кудрин был комиссаром. С окончанием гражданской войны они разошлись и потеряли друг друга из виду.

— Оце добре, — сказал приятель, — як кажуть: на вовка и ягня бижить. Я учора приихав, та мозгую, як бы тебе разшукати, а вин ось сам. А у меня до тебе писулька е!

— Откуда? — полюбопытствовал Кудрин, сжимая руку приятеля.

— Из Парижа... От гарнесенькой дивчины!

Кровь хлынула в щеки Кудрину, и он растерянно посмотрел на приятеля. В памяти всплыла большеротая ласковая девушка, поджидающая его на бульваре, вертя в пальцах маленький букетик фиалок.

— Из Парижа? — спросил он осекшимся голосом.— Каким образом?

— Эге!.. Бачь, як спалахнувся... А я ж, хлопче, зараз из Парижа... Працюю в торгпредстве... Ну и приихав в отпуск дыхнуть ридным воздухом... Европейский для :-мене неподобен... Ну и привез тоби писульку.

— Но где и как ты мог ее встретить? — перебил Кудрин.

Приятель гулко захохотал и ткнул Кудрина в бок:

— Попался, карась? Значить, дивчина була-таки? .. о тильки, друже, писулька не от дивчины... Дуже жаль, але... Кудрин вспыхнул:

— Что ж ты дурака валяешь? От кого письмо?

— Что, разочаровался? — сказал приятель, переходя с украинского на русский. — Ну, не унывай. Видишь, мы устраивали наш павильон на выставке, а в соседнем павильоне работали французы. А расписывал. павильон такой старичок с бородкой, мсье... — Он назвал фамилию учителя Кудрина. — Вот однажды этот старикан зашел посмотреть наш павильон. Мы его поводили всюду, разговорились. Среди разговора он вдруг и спроси меня, не знаю ли я такого русского большевика по имени Теодор Кудринь. А когда узнал, что мы вместе воевали, просил твой адрес. Я, на беду, понятия не имею. Он очень огорчился, но дня через два занес письмо и просил, когда поеду домой, чтобы обязательно разыскал тебя отдал.

— Письмо с тобой? — взволнованно спросил Кудрин.

— Сейчас погляжу. Вчера портфель разбирал, не пом-ню: не то положил назад, не то на столе оставил.

Он открыл портфель, долго рылся в бумагах и наконец вытащил синий, узкий, хрустящий конверт.

— Во!.. Твое счастье, хлопче!

Кудрин почти вырвал у него из рук конверт, Ему захотелось скорее уйти и остаться одному. Он сказал приятелю:

— Спасибо! Ты надолго приехал?

— Недели на две.

— Если будешь в Питере — загляни! Трест «Стеклофарфор». Пока прощай, спешу.

— Чого ж це ты так гонишь?.. Писулька же не от дивчины, — снова захохотал приятель, прощаясь.

Кудрин выскочил на улицу, поймал первое попавшееся такси и приказал везти себя к Нескучному садую Сев в машину, вынул конверт,-надорвал его, но сейчас же положил обратно в карман.

«Нет, прочту в саду, где-нибудь в укромном уголку, в тишине», — подумалось ему.

Шофер остановил машину у входа в сад.

— Подождать? — спросил он.

— Нет, я пробуду долго, — ответил Кудрин, расплатился и пошел по аллее.

В саду было тепло и душно от преющей прошлогодней листвы. Пахло клейким ароматом молодой майской зелени, обрызганной солнечным светом. Кудрин свернул на боковую дорожку. По земле дрожа скакали солнечные зайчики, и обочиной хлопотливо бежала серенькая птаха, кося на Кудрина забиячливый глазок, Он дошел до укрытой в кустарнике скамьи, снял с головы кепи, сел и вскрыл конверт, чувствуя, как сердце забилось учащенными толчками.

Мелкий изящный почерк сразу напомнил ему мэтра, щеголеватого, изящного старика.

«Дорогой Теодор, — писал мэтр, — я так случайно и счастливо- нашел вашего друга, что это показалось мне чудом. Мне очень хочется вновь встретиться с вами, хотя бы письменно пока. Ваш друг рассказал мне, что после отъезда из Парижа вы, вместе с ним, делали гражданскую войну у себя дома. Это великолепно. Я не понимаю, что такое коммунизм, я законсервированный буржуа, но я чувствую лучшие симпатии к вашей стране уже потому, что она первая прикончила гнусное человекоубийство во славу Пуанкаре-Война и его шайки. Сколько погибло прекрасных надежд и прекрасных сердец. Вы помните, без сомнения, ваших коллег по студии Адриена Море, Жака Прево, Роллана де Пуатье. Все они так много обещали нашему искусству, и все сложили головы на фронте. Какие утраты! И для чего?