ГРАВЮРА НА ДЕРЕВЕ

- Ну, зажгите же свет, Федор Артемьевич. Вы меня простите, мне позвонил Александр и сообщил, что вы заболели и что не желаете его видеть. А так как я знаю, что вы в единственном числе и беспомощны, я решила нагрянуть и похозяйничать. Не сердитесь!

Кудрин зажег свет и невольно улыбнулся. За артисткой стоял небольшой человечек, нагруженный кульками и свертками.

- Зяма, сложите покупки и можете уходить. Вашей помощи больше не требуется, - сказала Маргарита Алексеевна.

Молодой человек сложил кульки и, поклонившись, исчез за дверью.

Кудрин беспокойно топтался на месте.

- Нет, право, Федор Артемьевич, вы не сердитесь, - заговорила артистка внезапно тепло и просто,- я ведь хорошо знаю, как иногда бывает трудно болеть одинокому человеку. А у меня сейчас свободное время до- спектакля, и я рискнула приехать к вам с вкусными вещами. Но если вам не хочется видеть людей - можете спокойно выгнать меня. Даю слово, что не обижусь.

- Зачем выгонять? Наоборот, - ответил Кудрин, успокоенный мягкой теплотой ее голоса, - милости прошу.

- Вот и хорошо.

Кудрин подобрал сложенные Зямой кульки и отнес их за Маргаритой Алексеевной в столовую.

- А почему вы так немилостиво отправили этого вашего носильщика? - спросил он.

Маргарита Алексеевна засмеялась:

- Зямку? А куда ж он годится, кроме как носить покупки? У меня таких адъютантов вагон, У вас примус есть?

- Есть, - ответил Кудрин.

- Показывайте. Я буду чай кипятить.

- Ну, это чепуха! Я сам могу, - возмутился Кудрин.

- Ни-ни, - вы больной.

Несмотря на протесты Кудрина, она забралась в кухню и поставила на примус чайник.

- Я буду следить за ним, а вы разворачивайте тут на столе покупки.

Кудрин послушно занялся развертыванием пакетов.

Маргарита Алексеевна, возясь у примуса, беспечно рассказывала театральные сплетни. Кудрин слушал, но мысли его были далеко. Он продолжал думать о своем.

Чайник забурлил паром, и артистка перенесла его в столовую. Она усадила Кудрина и уселась сама, продолжая болтать. Но вдруг прервала болтовню и, внимательно взглянув на Кудрина. спросила:

- А вы нехорошо выглядите. Что с вами случилось?

- А что? - опешил Кудрин.

- Вы пьете чай, делаете вид, что слушаете меня, но мысли ваши совсем не здесь. И видно, что вам не по себе.

- Таить не буду, -, ответил Кудрин, - не по себе. Это правда. Только не стоит тревожиться.

Маргарита Алексеевна посмотрела на Кудрина, и ее Покойный взгляд напомнил ему взгляд Половцева.

- Вы меня извините, Федор Артемьевич, я совсем не хочу навязываться с ненужным участием. Я спросила как-то невольно. Я слыхала, что у вас разрыв с женой, знаю, что это бывает очень тяжело. Помочь нельзя, но вы-то не расклеивайтесь. Ваше дело не в семье, а в работе.

Кудрин поставил чашку на стол и улыбнулся:

- Спасибо за участие, Маргарита Алексеевна, Только дело совсем не в разрыве с женой. Он был и прошел. Беда в разрыве с самим собой.

Маргарита Алексеевна удивленно склонила голову.

- Разрыв с собой? У вас? Странно. Я всегда считала вас твердым.

- Вы не совсем поняли. Я и остался таким. Я не поколебался. Но вот трещинка крошечная есть. Я на распутье. Открывается новая дорога. Пойти - или нет.

- Не совсем понимаю, - ответила артистка, подвигая к Кудрину налитую чашку,- И я не совсем понимаю. Может быть, права моя бывшая жена, и все это одни интеллигентские шатания… Впрочем… хотите, расскажу. Вы - человек умный и теплый, не чета вашему мудрому супругу. Любопытно, как все это выглядит- со стороны.

- Рассказывайте,- коротко сказала Маргарита Алексеевна, сложив руки на скатерть и опершись подбородком на ладони.

Кудрин медленно, точно вдумываясь и выслушивая самого себя, рассказал все происшедшее с ним, от первого посещения выставки до прихода Шамурина.

Артистка выслушала молча, медленно опустила руки на стол и взглянула на Кудрина, словно боясь поверить.

- Как странна и как ужасна история этого старика, - промолвила она тихо.

- Но этот безумный старик натолкнул меня на решение мучившего меня издавна вопроса: почему они могут выразить свою обреченность и распад с подлинной мощью, а мы еще не можем показать нашу силу и здоровье. За ними вековая культура с ее философией, науками, техникой, искусством. А мы вновь родившиеся. Голые человеки на голой земле.

- Да, это конечно, - раздумчиво сказала Маргарита Алексеевна. - Но вы не правы в том, что упадок живописи, как и других искусств, в области формальной, возник только теперь, в связи с переломом эпох. Нет, упадок начался гораздо раньше, и ему другая причина.

- Какая? - перебил Кудрин.