Гравюры на ветре

Примерно через час после возвращения Клауса домой в комнате у Хельги прозвенел звонок. «Началось, — подумала она, лихорадочно поправляя платье. — Главное — не допустить ни единой ошибки. Смотреть ему в глаза и молчать. Если он не пьян, то, возможно, к ночи все образуется». Поднявшись по лестнице, ведущей на второй этаж, Хельга замерла возле закрытой двери. «Что я должна сделать? Постучать и дождаться ответа или зайти без стука? — задумалась она, лихорадочно кусая губы. — Ладно, если он захочет меня убить, он все равно придерется к чему-нибудь, так что будь что будет». И, дождавшись в ответ на свой стук резкого «войди», она осторожно зашла в гостиную.

Глава 4

В этот раз Клаус был в более приподнятом расположении духа, чем накануне. Позади у него был день, полный событий, о которых он вспоминал, криво усмехаясь, и теперь он раздумывал над тем, как наиболее приятно провести предстоящий вечер. Удобно развалившись в кресле, Хайдель закурил сигарету, но неожиданно понял, что бутылку с водкой оставил где-то на первом этаже. «Проклятье, — подумал он, нервно передергиваясь, — придется опять идти вниз». Клаус уже почти было встал, как вдруг вспомнил, что у него теперь есть прислуга, которая существует именно для таких целей. «Отлично, — решил он, дотягиваясь до кнопки звонка, — она принесет бутылку, а я хоть рассмотрю, кого, собственно, притащил к себе в дом». Услышав через несколько минут стук в дверь, Клаус машинально отметил про себя, что если бы она зашла без разрешения, как это постоянно делала Магда, то он бы разозлился. Конечно, Магда только любовница и не обязана потакать всем его слабостям, но все равно ее манера ходить по его дому, как по своему собственному, его постоянно раздражала.

— Войди, — он с любопытством посмотрел на дверь, в которую осторожно вошла Хельга.

Слегка усмехнувшись от того, как она исполнительно смотрит ему в глаза, Клаус окинул ее внимательным взглядом и подумал, что это платье с убогим воротником и накрахмаленным белым фартуком неприятно напоминает ему давно ушедший в прошлое родительский дом с неизменными вышколенными горничными.

— Иди принеси мне бутылку и стакан, — сказал он и, услышав в ответ неизменное «Слушаюсь, господин комендант», задумался о том, как опостылела ему эта должность.

«Надо придумать какое-то другое обращение, — размышлял он, закуривая новую сигарету, — если она в ответ на все приказы будет напоминать мне, что я комендант этого проклятого лагеря, то в конце концов я ее пристрелю. А заниматься этим в собственном доме мне бы не хотелось. Достаточно того, что я делаю это на работе».

Когда Хельга вернулась и, поставив на стол бутылку со стаканом, замерла в ожидании нового распоряжения, Клаус посмотрел на нее и задумался: «Какая у них у всех тяга к жизни. Она дрожит от страха, боится сделать лишнее движение, но тем не менее изо всех сил старается мне угодить. А для чего? Только для того, чтобы прожить еще один день этой ущербной жизни? В мирное время она бы была замужем, рожала бы детей, может быть, ходила бы куда-то на службу. А что теперь?» Он вдруг почувствовал, что ему расхотелось пить, и, продолжая разглядывать Хельгу, подумал: «У меня теперь есть прекрасная возможность развлекаться, не покидая дома, для этого мне даже не надо спускаться вниз — могу делать с ней все, что мне заблагорассудится».

— Так как, ты сказала, тебя зовут? — спросил он, следя за выражением ее глаз.

— Хельга Майерсон, господин комендант.

Он поморщился:

— Прекрати все время повторять это, обращайся ко мне по фамилии.

— Слушаюсь, господин Хайдель, — Хельга изо всех сил старалась не вкладывать в свои ответы никаких оттенков.

Клаус снова погрузился в рассуждения. Ему почему-то не хотелось отпускать ее, однако сочинять что-то подобное тому, что он любил проделывать в лагере, ему сегодня было лень, а потому он старался придумать для себя нечто новое, что могло бы слегка развеселить его перед сном. «Заставить ее бояться еще больше? — фантазировал он, внимательно наблюдая за Хельгой. — Это, кажется, уже невозможно, потому что она и так постоянно дрожит. Избить ее? Так все это уже опостылело там, внизу». На миг Клаусу показалось, что все идеи исчерпаны, и он автоматически сказал:

— Присядь здесь, я хочу немного поговорить с тобой.

Хельга послушно села на край стоявшего неподалеку стула, мысленно готовя себя к худшему. «Сейчас он начнет задавать мне вопросы до тех пор, пока я не допущу какую-нибудь ошибку, — думала она. — А после этого у него будет повод издеваться надо мной. Они все так поступают. И самое главное, что никогда не угадаешь, какой ответ был верен, потому что все это только игра. Такая специальная жестокая игра…»

— Расскажи мне, как ты жила в своем Кракове до войны, — сказал Клаус, отрывая ее от размышлений. Ему хотелось пообщаться с кем-нибудь, а поскольку, кроме нее, у него дома в этот вечер никого не было, ему пришло в голову позадавать ей ненавязчивые вопросы.