Читаем Граждане полностью

Она теперь сурово осуждала себя за свое отношение к Павлу. Ведь видно было, что в последнее время он чем-то угнетен. Мучился у нее на глазах, а она не хотела этого понять. Когда он заговаривал о редакционных делах или о своих впечатлениях во время поездок по району, она в душе сердилась на него. Ей нравились его пылкость и твердые убеждения. Но в глазах и голосе Павла было что-то тревожившее ее. Она словно боялась за него… А иногда он ее раздражал. Быть может, ее беспокоили именно те черты в характере Павла, которые заставили его страдать. И потому она старалась не давать ему потачки, избегала в разговоре некоторых тем… Она смутно угадывала, что страдания Павла связаны с его работой в редакции, выездами, с тем, что он писал и печатал. Отчасти в них виноват был и Виктор… Но вместо того, чтобы расспросить Павла, вызвать на откровенность и дать разумный совет, она отстраняла все это от себя на приличное расстояние, оправдываясь в душе тем, что оба они с Павлом взрослые люди и свои личные дела решают сами. Таковы, по ее мнению, должны быть отношения между мужчиной и женщиной при социализме.

Когда же она впервые спросила Павла о делах в редакции? «Ну-ка, припомни», — сказала она себе ту же фразу, которую говорила своим ученикам, стоявшим у доски, — но сказала это гораздо строже.

Да, она только тогда всерьез заинтересовалась работой Павла в «Голосе», когда приметила его неприязнь к Виктору. Разумеется, она не хотела быть причиной раздора между своими двумя поклонниками, она хотела, чтобы совесть ее была чиста. Им следовало помириться для того, чтобы ей, Агнешке, не в чем было упрекнуть себя. «Нечего сказать, хороша!» — покачала она головой с презрительным состраданием.

Павел, вероятно, это угадал, и его вспышка отчасти понятна. Должно быть, у него давно накипело на душе оттого, что она, Агнешка, думала только о себе и не хотела или не умела заметить то, что его грызет и о чем ему трудно было сказать. Вот он и решил искать поддержки у других…

С такими невеселыми думами возвращалась Агнешка домой на Жолибож и не сразу заметила, что за ней по пятам идет кто-то. Только когда она остановилась, чтобы закурить, незнакомец подошел ближе и что-то сказал. Агнешка сперва не поняла и подумала, что это какой-нибудь приезжий спрашивает дорогу.

— Что вам угодно? — Она посмотрела на него.

— Не вернуться ли нам на площадь? — улыбаясь, сказал молодой человек. — Я видел вас там. Какие грустные глаза! Что вы будете делать дома?

— Извините, это мое дело, — отрезала Агнешка.

Она быстро пошла дальше. «Ну вот, дождалась встречи!» — иронически поздравила она себя. Хотелось и плакать и смеяться при мысли о том, как провела она первомайский вечер.

Непрошенный ухажер увязался за ней, все время заговаривая. Когда он приближался и шел рядом, Агнешке в нос ударял запах водки. Он был невысок ростом, мускулист, в пиджаке с подбитыми ватой плечами, но без галстука. Из грудного кармана торчал цветной платочек. Уголком глаза Агнешка видела его подбритые брови. Через несколько минут он осмелел и взял ее под руку.

— Оставьте меня в покое! Неужели вы не видите, что я не имею ни малейшей охоты с вами разговаривать?

— Строго! — Волокита свистнул сквозь зубы. — Но это ничего, люблю недотрог. Ну что вам стоит станцевать со мной фокстротик?

Он пытался силой увлечь ее за собой. Агнешка вырвала руку и побежала, но он скоро догнал ее. Он был не очень пьян и уже больше не улыбался.

Они находились в пустом и темном квартале бывшего гетто. Десять лет назад такие молодчики приходили сюда грабить.

Агнешка осмотрелась: нигде ни души.

— Послушайте, — сказала она, бледнея от гнева. — Как вам не стыдно? Хотите, чтобы я позвала милиционера?

Молодой человек выругался и схватил ее за руки. С минуту они боролись молча. В лицо Агнешке ударял кислый запах и горячее дыхание.

— Скот! — крикнула Агнешка сквозь слезы. Ей вторично удалось вырваться, но он снова догнал ее.

На ее счастье от центра города медленно подъезжал автомобиль, мигая фарами.

— Помогите! — крикнула Агнешка.

Тихо заскрипели шины. В свете фонаря у тротуара остановилась серая машина марки «Варшава». Кто-то выглянул в открытое окошко.

— Эй, молодец! — крикнул шофер. — Ты чего тут девушку обижаешь?

Но того уже и след простыл. Он словно растаял в темноте. Агнешка улыбкой поблагодарила шофера.

— Вы на Жолибож? Могу подвезти.

Он внимательно посмотрел на нее и указал на место рядом с собой. — Сегодня вожу бесплатно.

* * *

— Ну что? — уже издали кричал Збоинский, подходя вместе с Шрамом и Свенцким к памятнику. — Не нашли?

Со Свенцкого лил градом пот, пиджак был измят. Утираясь платком, он что-то ворчал себе под нос.

— Нет, — сказал Антек. — Нигде его нет.

Они с Вейсом давно стояли у памятника. Вейс, засунув руки в карманы, рассеянно обводил глазами площадь.

— Подцепили мы штук пять парнишек, — уныло сообщил Шрам. — Один-то, правда, был великоват. Но лицом подходящий.

— Это был старый конь, — внес поправку Свенцкий. — Наверняка, уже женатый.

Збоинский хотел огрызнуться, но Антек опередил его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза