Гражданин Галактики

– Но ничего же не было! А если Мата хотела этого, почему Бабушка не разрешила ей… вместо того, чтобы отправлять ее с незнакомыми людьми. Я… ну, не возражал бы. После того, как привык бы к этому.

Женщина-фраки улыбнулась:

– Это самая странная любовная речь, которую я когда-либо слышала, Торби.

– Можете вы передать ей кое-что от меня? – спросил Торби.

– Если ты хочешь послать ей свою вечную любовь или что-нибудь в таком роде, Торби, тогда не надо. Бабушка выбрала лучшую долю для своей правнучки, и сделала это быстро, с добротой и мудростью. И в интересах Маты, а не ради сиюминутной выгоды для «Сизу»: ведь Мата стоила мужских страданий. Но твоя Бабушка рассудила наилучшим образом для Первого помощника; она взвесила далеко идущие интересы всех и нашла, что они весомее потери одного оператора. Я, наконец, восхищаюсь ею, – между нами, раньше я всегда презирала старушку. – Она внезапно улыбнулась. – А через пятьдесят лет Мата станет принимать такие же мудрые решения: печать «Сизу» держится крепко.

– Пусть меня высекут, если я это пойму!

– Потому что ты почти такой же фраки, как и я… но у тебя нет моего образования Торби, большинство вещей верны или неверны только по своему происхождению; мало что из них само по себе несет добро или зло. Но явления верны или неверны сообразно своей культуре, в самом деле это так. Правила экзогамии, по которым живет Народ, – ты, может быть, подумаешь, что это для того, чтобы перехитрить мутации, – этому же учат в корабельной школе…

– Конечно. Вот поэтому я и не могу понять…

– Минутку. Значит, ты не можешь понять, почему Бабушка возражает. Но крайне важно, чтобы люди заключали браки между кораблями, не только, чтобы избежать мутаций, – хотя это, конечно, выход, – но и потому, что корабль слишком мал, чтобы представлять собой стабильную культуру. Идеи и убеждения должны скрещиваться между собой, иначе целая культура выродится. Таким образом, обычай защищен сильнейшим из возможных табу. «Незначительное» нарушение этого табу подобно «незначительному» отверстию в стенке корабля, – и то, и другое губительно, если не принять решительных мер. Теперь… ты понял?

– Ну… да нет. Не думаю.

– Сомневаюсь, что и твоя Бабушка это понимает; просто она знает, что нужно для ее Семьи, и действует решительно и смело. Ты все еще хочешь что-нибудь передать?

– Н-ну… можете вы сказать Мате, что мне жаль, что я с ней не простился?

– Мм-м… Ладно. Могу, через некоторое время.

– Хорошо.

– Теперь тебе лучше?

– Наверно, да. Раз вы говорите, что для Маты так лучше. Но, Маргарет, – вдруг вырвалось у Торби, – не понимаю я, что со мной такое! Казалось, я привыкаю к порядку вещей. А теперь все опять перепуталось. Я чувствую себя фраки и сомневаюсь, что когда-нибудь смогу стать маркетером.

Ее лицо омрачилось:

– Когда-то ты был свободным. Эту привычку преодолеть трудно.

– Почему?

– Тебе сильно не повезло, Торби. Твой приемный отец – первый отец, Бэзлим Мудрый, – купил тебя как раба и сделал своим сыном, таким же свободным, каким был он сам. Ну, а твой второй приемный отец с самыми лучшими намерениями усыновил тебя – и тем самым сделал тебя рабом.

– Но почему, Маргарет? – запротестовал Торби. – Как вы можете так говорить!

– А если ты не раб, кто же ты?

– Как же, я Свободный Маркетер. По крайней мере, этого хочет отец, если я смогу преодолеть свои привычки фраки. Но я не раб. Народ свободен! Все мы свободны.

– Все вы свободны… но не каждый из вас.

– Что вы хотите сказать?

– Народ свободен Они гордятся этим. Любой из них может рассказать, что именно свобода делает их Народом, в отличие от фраки. Народ свободен путешествовать по звездам, никогда не укореняясь в почве. Так свободен, что каждый корабль – суверенное государство, которое ничего ни у кого не просит, путешествует по всему космосу, борется с неравенством; они не нуждаются в жилье, даже кооперируются только тогда, когда это им выгодно. О, Народ свободен, эта старая Галактика еще никогда не видывала такой свободы. Культура менее чем стотысячного народа, рассеянная на площади в биллион кубических световых лет, и эти люди абсолютно свободны передвигаться куда угодно в любое время. Такой культуры никогда не бывало – и никогда не будет. Свободные, как небо… даже свободнее, чем звезды, потому что звезды движутся по своим траекториям. О да, Народ свободен. – Она сделала паузу. – Но какой ценой куплена эта свобода?

Торби захлопал глазами.

– Я скажу тебе. Не нищетой. Народ наслаждается самым высоким уровнем жизни в истории. Прибыли от вашей торговли – фантастические. И не ценой здоровья. Я никогда не видела общества, в котором бы так мало болели. И вы не платите ни счастьем, ни самоуважением. Вы счастливы до самодовольства, и ваша гордость – почти грех, хотя, конечно, вам есть чем гордиться. Но то, что вы заплатили за вашу неподражаемую свободу, – это сама свобода. Нет, я не говорю загадками. Народ свободен – ценой потери индивидуальной свободы для каждого из вас – не исключая Первого помощника и капитана: они наименее свободны из всех. – Ее слова звучали оскорбительно.