Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле

С каких пор важные бумаги обретают облик сонетов? Не нужно быть знатоком, чтобы понять: четырнадцать строк, переписанных писарским почерком, — сонет. «Сонет о современном положении Италии»? Некто, значит, в четырнадцати строчках берется решить то, из-за чего уже не первый век враждуют столько великих государств? И все это в рифму. Вздор! Но едва вице-король пробежал сонет, он понял, что приближенный не ошибся. В сонете говорилось, что никакого заговора в Калабрии не существовало. Его придумали испанские чиновники. Они решили преуспеть ценой крови того, кого они изображают вождем заговора, и его друзей. Недурно! Дальше и того лучше. Автор сонета угрожает вице-королю божьей карой. Она непременно обрушится на него, если он и дальше позволит обманывать себя и даст погубить пророка и его учеников. Страшной будет его гибель, если прольется кровь праведников. Она поднимет людей и самого бога на кровную месть.

Вице-король не был итальянцем, но знал грозное значение слова вендетта — «кровная месть». Им здесь не шутят, оно хоть кого заставит задуматься. Граф Лемос принудил себя язвительно улыбнуться:

— Хромает размер. Зато есть темперамент. Надобно ли понимать так, что неведомый пророк, угрожающий мне людской и небесной карой, и есть автор стишков?

Придворный подтвердил: проницательность не обманула его высочество. Сонет написал монах, отец Томмазо Кампанелла, содержащийся по делу о калабрийском заговоре в тюрьме Кастель Нуово. Сонет найден в его камере, отобран, приобщен к делу.

Стараясь разгадать затянувшееся молчание вице-короля, придворный спросил, не наказать ли нерадивых тюремщиков, из-за которых злоумышленник получил возможность писать стихи, и не запретить ли ему под страхом суровой кары подобное сочинительство?

Граф Лемос приходил в хорошее настроение, когда оказывался умнее своих советчиков.

— И тем лишиться возможности прочитать нечто столь же поучительное? Как иначе узнали бы мы, что человек, прозываемый Кампанеллой, воображает себя настолько сильным, что угрожает мне и произносит эти угрозы не только от собственного имени, но и от имени бога? Ну а чтобы утверждать, что мои чиновники постараются извлечь из заговора выгоду, не надо быть пророком. Никакой выгоды они не извлекут, если не дознаются, что дает ему смелость так угрожать…

Да, сонет действительно написал Кампанелла. Вскоре после того, как немного огляделся в Кастель Нуово, раздобыл обрывки пергамента, перо, чернила. Он не прятал сонета и только для вида сокрушался, когда написанное отобрал надзиратель. Начальные строки сонета слово в слово совпадали с тем, что Кампанелла уже говорил на допросах и намерен повторять впредь. Заговора нет и не было! Его придумали испанские чиновники! Если кто-нибудь из заключенных до того, как попал в Кастель Нуово, дал другие показания, они вырваны пыткой. Им не следует верить. Судьи уже слышали это в его ответах, читали в его письменных показаниях, пусть прочитают в стихах, написанных как бы для себя самого. Пусть слова о том, что заговора не было, прозвучат еще раз, подкрепленные стихотворным ритмом и рифмой. Веско и безусловно. Сонет предназначался не только судьям, но и товарищам. Пусть повторяют его, пока не заучат. Пусть вспомнят, когда у них будут вырывать ответ. Не было заговора! Не было заговора! Не было! Написав об отмщении — божественном и человеческом, — тем, кто осмелится пролить кровь праведников, Кампанелла хотел зачеркнуть эти строки — воинственный конец плохо вязался с началом сонета. Зачеркивать? Чего ради? Пусть знают: мы уверены, что невиновны, мы настолько уверены, что считаем и бога и людей своими защитниками, и неизбежной полагаем грозную кару тому, кто прольет нашу кровь. Кампанелла был доволен сонетом. Он напомнит тем, кому нужно напомнить, чего держаться на допросах. Еще раз кратко и сжато повторит формулу защиты. Подбодрит одних и, как знать, может быть, устрашит других.

Среди однообразно-унылых дней в тюрьме день, когда был написан сонет, Кампанелла мог бы отметить, по обычаю древних, белым камешком — он не пропал впустую в череде других. А вице-король вечером, отходя ко сну, припомнил стихотворение крамольника. «Сонет не слишком совершенен», — подумал он, и в этой мысли было нечто утешительное. Вслед за тем он позвал слугу и сказал, что с завтрашнего дня будет надевать под парадное платье кольчугу толедской работы.

Глава LIII