Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле

День был — как все другие. К берегу Неаполя подплывали парусники и галеры из Генуи и Венеции. На рассвете в море уходили рыбачьи лодки, поздние ноябрьские дни — дни большого улова. Неаполитанская голытьба старалась промыслить себе пропитание. В церквах звучали слова о небесной благодати и господнем милосердии, шла торговля кусочками мощей, святой водой, раскрашенными гипсовыми и вырезанными из дерева изображениями младенца Христа и мадонны. Во дворце вице-короля готовились к приему иностранных гостей, в честь которых назначен ужин и большой бал. Приглашенные делали вид, что эта честь их не волнует, не получившие приглашения сходили с ума от зависти и злословили о приглашенных. В мастерских плотников и столяров, кузнецов и сетевязальщиков, сапожников и ткачей шла работа. К постоялым дворам подъезжали почтовые повозки: усталые путешественники вылезали из них, разминались, оглядывались: «Вот он Неаполь, о котором сказано: „Увидеть Неаполь — и умереть!“ Поглядим, стоил ли он своей славы!» Неаполитанцы и приезжие работали, бездельничали, ели, пили, пели, спорили, любили, говорили о важном и о пустяках, грешили, молились, каялись, принимали гостей, ходили в гости, читали книги, обделывали дела, болели, лечились — жили обычной жизнью весь этот день — один из дней поздней осени 1599 года. И весь этот день Мавриций оставался в застенке. Санчес де Луна не ограничился «легкой» пыткой. С того мига, как Мавриция притащили сюда, уже не раз сменялись судьи и протоколисты. Выходили во двор перевести дух палачи. Потом их пришлось сменить свежими.

Неаполь засыпал. Последние прохожие спешили по домам, чтобы ночь, не дай бог, не застала их на улице. Проплыли окруженные слугами с факелами носилки важных господ, возвращавшихся с приема во дворце. Промаршировали отряды городской стражи. Замер город, уснул. Уснули и обитатели Кастель Нуово — одни спокойным, другие тревожным сном. А Мавриций оставался в застенке.

День, другой, третий…

Возобновлять пытку по правилам инквизиции не дозволялось. Но без перерывов ни судьям, ни палачам, ни протоколистам не выдержать. Пытку прерывали, а потом начинали снова, записывая в протокол, где отмечалось каждое действие палачей и каждое слово пытаемого, что это не новая пытка, а продолжение прежней.

«Можно продолжать!» — эти два слова звучали припевом бесконечных дней, которые Мавриций провел в застенке. Мавриция продержали в застенке шесть дней и шесть ночей подряд. Седьмой день самим Господом предназначен для отдыха от трудов праведных. В воскресенья судьи отдыхали и давали отдохнуть палачам, как и подобает добрым христианам.

Неделю назад Мавриций, несмотря на все, что выпало на его долю, еще был молодым, сильным человеком. Через неделю в одиночную камеру из застенка волокли старика. Когда его тащили мимо группы калабрийцев, оказавшихся во дворе, они его не сразу узнали. И вдруг на черном, в кровоподтеках и шрамах, лице показавшегося им незнакомым человека появилась тень улыбки и чуть слышный голос произнес:

— Мне сознаваться не в чем…

Скоро Кампанелла узнал — Мавриций ничего и никого не выдал. Но он ужасно истерзан. Надзиратели были поражены: Кампанелла — главный из злодеев, рыдает в своей камере. Он рыдал от сострадания к другу.

Все эти бесконечные дни и ночи он думал о Мавриции. Тот должен, должен, должен почувствовать, с какой силой Кампанелла молится за него. Он думал — Мавриций не выдержит, он не может выдержать, нет человека, который может выдержать такое. Но тогда обречены все! Если признается Мавриций, отказ Петролы от показаний их не спасет. Тогда конец всем! И все-таки, посылая Маврицию через стены мысленный приказ — молчать, мысленную мольбу — молчать, мысленное заклинание — молчать, Кампанелла с тоской в сердце думал, что требует от друга того, что выше человеческих сил, ибо с ним творят нечеловеческое. Умереть легче… И теперь, когда оказалось, что Мавриций выдержал то, что выдержать невозможно, Кампанелла перестал владеть собой — слишком велико было напряжение, слишком долго длилось оно. И тут же душу заполнила тревога: «А ты сам? Теперь они примутся за тебя. Сможешь ты это выдержать?»