Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле

— Он не сказал: «еретические»! Он сказал — «недалеки от ереси»! И ты опроверг его.

— Да, конечно, — рассеянно отозвался Томмазо. — Но все-таки кто такой этот Телезий?

Они добрались в обитель вечером. В монастырской церкви шла поздняя служба. После вечерни Томмазо постучался в келью настоятеля, чтобы почтительнейше сказать, как прошел диспут, и испросить приказаний на следующие дни. Ему пришлось снова удивиться. Они задержались в Козенце совсем недолго. Только побывали на развалинах некогда грозных римских укреплений. Путь от Козенцы до Никастро проделали быстро. А между тем настоятель уже все знал о диспуте и, видимо, был доволен. Он поблагодарил Томмазо за то, что тот не посрамил обитель. Но подняться к небу можно только по ступеням смирения! Поэтому гордиться победой не подобает, а надобно благодарить того, кто дал силы и подсказал доводы.

Дионисий же в ближайшие дни на все лады расхваливал Томмазо, пересказывал его меткие ответы, толковал о том, каким бесславным было поражение францисканца. Одни радовались этому успеху. Другие впервые проявили к Томмазо внимание. А третьи взревновали к его победе и не могли того скрыть.

— За успех всегда приходится расплачиваться! — сказал Дионисий. — «Ты не холоден и не горяч, поэтому я изблюю тебя из уст своих! — рек Господь». Это о них! А ты горяч, потому и ненавистен им, — продолжил он.

Особенно злобствовал против Томмазо монах, который хотел увлечь его своими рассказами об иноках, умерщвлявших плоть. Он утверждал — такая победа над старым, знаменитым ученым не обошлась без помощи нечистого. Дионисий, услышав это, задохнулся от ярости, стиснул кулаки так, что костяшки на пальцах побелели.

— Бей меня! — радостно воскликнул говоривший о нечистой силе. — Бей меня, и я первый благословлю твои руки, наносящие мне побои. Дай мне пострадать за истину!

Чем больше и с чем большим гневом опровергал Дионисий клевету, тем прочнее она укоренялась. Разговоры о случившемся дошли до настоятеля. Он приказал Дионисию немедленно прекратить подобные споры, запретил ему вообще с кем-нибудь говорить о диспуте, потом позвал к себе Томмазо, сказал, что разговоры о помощи нечистого в споре — выдумка людей невежественных, отпустил его с миром, запретив ему, однако, две недели выходить из кельи, кроме как на общую молитву.

— Ты не еретик, как о том говорят некоторые, и не от нечистого твои аргументы, как толкуют другие, но в тебе живет гордыня. Такое наказание будет полезно всем. Горячие головы остынут.

Из наказания Томмазо действительно извлек пользу. Дионисий достал ему книгу Телезия «О природе в соответствии с ее собственными началами». В ней все, начиная с названия, поразило Томмазо. Телезий отваживался спорить с самим Аристотелем, которого церковь признала величайшим авторитетом.

…Надо знать, что великий древнегреческий ученый Аристотель был в те времена искажен переводами, сужен и урезан толкованиями. Все, что он действительно когда-то сказал, и то, что ему приписывалось, было объявлено истиной. Существовал неоспоримый довод: — Magister dixit! — «Учитель сказал!» Слово Аристотеля почти приравнивалось к слову отцов церкви. Особенно способствовал этому Фома Аквинский, стремившийся объединить догматы католической религии с догматами аристотелевой философии. «Без учения Аристотеля церковь лишилась бы важных основ своего вероучения», — говорил один из кардиналов. Аристотеля собирались канонизировать, то есть объявить святым, хоть он и язычник по рождению! Нужна была немалая смелость, чтобы выступить против учения Аристотеля, как это сделал Телезий. Его книга вышла в свет в 1565 году, а лет за тридцать до того на севере, в далеком Париже, молодой ученый Петр Рамус представил к защите диссертацию на неслыханную тему: «Все, сказанное Аристотелем, ложно!» Он понимал: не все, сказанное Аристотелем, ложно, но он знал: пока не будет поколеблено представление о незыблемости всего, изреченного Аристотелем, наука не сдвинется ни на шаг. Он, Рамус, защитил свой дерзкий тезис. И расплачивался за это всю жизнь. Опубликованную диссертацию изъяли и сожгли. Ему надолго запретили преподавание философии. Его поносили и преследовали, а на третий день после Варфоломеевской ночи убили. Убийц привели к нему оппоненты, которые не смогли победить его в научном споре.

Но решающее слово сказано! Его услышали далеко за пределами Франции. Его отзвук дошел и до Италии. Телезий в своей книге не ссылается на Рамуса, но к ходу его мыслей близок. Объяснение того, как устроен мир, учил Телезий, надо искать не в слонах, написанных на бумаге, а в самой природе. А ее следует изучать, исходя из ее собственных начал. Телезий решительно утверждал: материя неуничтожима, и она вечно пребудет. Он признавал, что мир некогда был создан богом, но говорил, что теперь он существует по собственным законам. Эти мысли потрясли Томмазо, как откровение…