Я знаю, ты мне ответишь, что утонченное наслаждение с каждым днем становиться мудрее вознаграждает нас за все лишения. Знаю, ты станешь меня уверять, что находить счастье в одних чувственных удовольствиях недостойно и низко и, вероятно, пустишься в рассуждения о прелести духовных радостей. И тем не менее, поверь, друг мой, ты заблуждаешься. Все наши удовольствия, даже те, которые на первый взгляд не имеют ничего общего с чувственными ощущениями, происходят от них. Самые хитроумные математические выкладки и самые занимательные философские доказательства, если они так или иначе не способствуют какому-либо чувственному удовлетворению, восхищают лишь глупцов или тех, кто в силу привычки усвоил ложное понятие о наслаждении. Тот, кто отделяет духовные услады от чувственных, кто ищет счастье только в изощренности ума, так же жалок, как и нагой обитатель лесов, для которого все участье в плотских утехах, а разум не стоит ничего. Дикарь, который залпом пьет напиток наслажденья, не раздумывая о счастье, и мудрец, который, разделывая о пользе возлияний, не замечает чаши, - вот две крайности.
С тяжелым сердцем, дорогой мой Альтанчжи, сообщаю тебе печальную весть: то, что люди почитают за счастье, отныне больше не твой удел. Ты покинул Китай, вопреки древнему запрету и обычаям страны, и тем вызвал неудовольствие нашего великого императора, что повлекло за собой самые ужасные последствия. По его приказу твоя жена, дочь и родственники схвачены и обращены в дворцовых рабов. Отныне все они, кроме твоего сына, вдвойне собственность того, кто владеет всем на свете. Сына же, рискуя головой, я скрыл от стражников, выполнявших волю императора. Юноша упорствует в намерении разыскать тебя, где бы ты ни находился. Ради этого он готов преодолеть любые опасности. Хотя ему всего лишь пятнадцать лет, доблесть и отцовская решимость сверкают в его глазах, свидетельствуя о том, что ему уготовано незаурядное будущее.
Теперь ты сам видишь, мои драгоценный друг, какие плоды принесло твое неблагоразумие: утратив богатство, милую семью, преданных друзей и благосклонность своего повелителя, ты стал нищим, преступником перед лицом закона и, что еще хуже, навлек на себя гнев нашего владыки. Недостаток благоразумия нередко равносилен недостатку добродетели, и нет у порока более всесильного ходатая на земле, нежели бедность. От бедности я постараюсь тебя оградить, от порока же береги себя сам и вспоминай меня с прежней любовью и уважением.
Прощай.
Письмо VII
[Лишь узы мудрости содействуют нашему счастью. Благое воздействие
путешествий на нравственные понятия философа.]
Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,
первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине {*}.
{* Издатель почитает своим долгом уведомить читателя о том, что большая часть нижеследующего письма представляется ему лишь набором сентенций, заимствованных у китайского философа Конфуция {1}.}
Воистину тяжкое горе обрушилось на меня: в наказание за мой проступок жена и дочь обращены в рабынь, юный сын, движимый священной любовью, решает, презрев опасности, отыскать того, кто был причиной его несчастий. Будь мои слезы драгоценней алмазов Голконды {2}, ныне я бы не поскупился на них.
Но я смиряюсь перед волей небес; в руке у меня книга Конфуция, и, перечитывая ее, я обретаю смирение, терпение и мудрость. Мы должны чувствовать печаль, говорит он, но не следует поникать под ее бременем. Сердце мудреца должно быть подобно зеркалу, которое отражает все, оставаясь незапачканным. Неудержимо вертится колесо фортуны, но кто скажет в сердце своем: "Сегодня вознесен буду я?" Благоразумнее держаться середины, которая пролегает между бесчувственностью и отчаянием; не пытаться уничтожить природу, но лишь сдерживать ее, не встречать равнодушием несчастье, а извлекать из любой беды урок. Высшая доблесть не в том, чтобы никогда не знать падений, а в том, чтобы, упав, найти силы вновь подняться {3}.
Знай, о почтенный последователь Дао {4}, что ныне я чувствую себя готовым встретить любые превратности судьбы. Всю свою жизнь я стремился обрести мудрость для того, чтобы она дала мне счастье. Я внимал твоим поучениям, беседовал с миссионерами из Европы и, покинув Китай, перенес столько невзгод не из праздного любопытства, а чтобы расширить границы доступного мне счастья. Пускай путешествующие европейцы бороздят моря и пустыни, движимые одним желанием - измерить гору, описать водопад или сообщить, какие товары производятся в разных странах. Их сведения, возможно, сослужат добрую службу купцам и географам, но что они для философа, который стремится понять человеческое сердце, поближе узнать жителей разных стран и обнаружить отличия между ними, созданные особенностями климата, религией, образованием, предрассудками и пристрастиями.