В серьезности такого предупреждения мы смогли убедиться, когда проходили Южный Саланг. В промежутках между сторожевыми заставами 40-й армии, особенно там, где заросли подходили прямо к дороге, открыто сидели группы вооруженных моджахедов (человек по 10–15 в каждой) в зеленых штормовках, “пуштунках”, а на господствующих высотах — позиции безоткатных орудий, крупнокалиберных пулеметов.
Можно только представить, чего стоил нам путь под прицелами душманов. Но Ахмад Шах слово сдержал — единственный раз за последние два месяца пропустил в Кабул колонну, сопровождаемую подразделениями афганской армии».
С осени 1988 года афганское руководство, в том числе Наджибулла, наконец, поняло: Масуд среди «второго эшелона» вооруженной оппозиции — фигура номер один, и выразило готовность предложить ему видный пост в коалиционном правительстве, включая пост министра обороны. Но на эти предложения Ахмад Шах ответил отказом. Во-первых, он рассчитывал на победу и стремился взять всю полноту власти, во-вторых, он принадлежал к таджикскому меньшинству и понимал, что вряд ли он будет когда-либо пользоваться большим влиянием в столице — оплоте пуштунов, пока там правят функционеры НДПА.
Занимая своими силами (более 10 тыс. человек) исключительно выгодное оперативно-стратегическое положение (относительно жизненно важной для страны коммуникации Кабул – Хайратон и главной авиационной базы в Баграме), Масуд был уверен, что при любом развитии событий он сможет, захватив ключевые позиции, диктовать свои условия. Реально оценивая складывающуюся ситуацию, этот человек не претендовал на ответственные посты в правительстве РА; в качестве основной задачи он рассматривал расширение зоны влияния ИОАП.
Александр Ляховский:
«В этот период мы прилагали много усилий, чтобы все-таки наладить контакты с Масудом, склонив его к сотрудничеству с госвластью. Руководитель ОГ МО СССР неоднократно лично выезжал на Южный Саланг, где беседовал с местными жителями и моджахедами…»