Гражданин тьмы

- По-всякому бывало... Какое это имеет отношение?..

- Такое, милочка, что у нас солидное учреждение. Кто же вам позволит выходить за рамки сметы? Чтобы открыть новый счет, потребуется решение координационного совета.

- Понятно... Но ведь жалко стареньких. Им тоже хочется молочка с хлебушком.

- Коли вы такая жалостливая, выходите с предложением наверх.

- Куда наверх?

Бухгалтерша не ответила, на мгновение остекленела и, сокрушенно разводя руками, удалилась.

Несколько раз я пыталась связаться с Лякой, но у нее дома никто не отвечал, а сотовая трубка сообщила, что абонент вне предела досягаемости. Набравшись духу, я позвонила Ивану Захаровичу в банк "Анаконда". Он узнал меня, но держался как-то скованно. Учтиво поинтересовался, все ли у меня в порядке, но когда я начала жаловаться, тут же перебил, сказав, что у него совещание и не могла бы я перезвонить в другой раз, через денек-два.

- Иван Захарович, - заспешила я, - никак не могу найти Ляку... Не подскажете, где она? Ответ получила поразительный:

- Надин, дружочек, а разве вы с ней не в турпоездке?

Я положила трубку. Абсурдность происходящего меня не смущала, наоборот, вдохновляла. Я не вчера родилась и хорошо усвоила, что в этой стране шуршание больших денег всегда сопровождается потусторонними явлениями. Но такими они кажутся только непосвященным.

Примерно на десятый день Геннадий Миронович явился в офис какой-то всполошенный. Мне даже показалось, что и Мосол пришел вместе с ним. Секретарша Вадик-Таня, как было заведено, подал кофе с ликером, и Шатунов выставил его за дверь, дружески потрепав по заду. Обратил на меня злые очи:

- Ну, Надюха, готова?

- К чему, Гена? Хочешь прямо здесь?

- Не до озорства сейчас. Пора выходить на Иванцову. Из-под очочков посверкивали голубоватые лучики, огромной пятерней почесал под рубахой грудь в том месте, где, я помню, любовалась, - вытатуированы два летящих ангела.

- Как это, Гена, выходить на Иванцову? Долго смотрел на меня, словно не узнавая, потом выпил ликеру, поморщился - ах, не водка. Мосол явно пробивался наружу, в кабинете это случилось впервые.

- Слушай сюда, Надюха. Ведено ускорить процесс. Подробности тебе знать необязательно. Надо заручиться закорючкой Громякина. С ним договоренность давно имеется. Твое дело - толчок через Иванцову.

- Какой процесс, Геночка?

Психанул. На скулах запрыгали желваки. Мосол почти вышел из-под контроля, но мне это было на руку. С ним управиться легче. Вор в законе податлив на ласку и на слезу. Тем более связан воровской клятвой.

- Ядовитые вопросики задаешь. По рогам хочешь схлопотать?

- Почему сразу по рогам? Мосолушка, ты меня больше не любишь?

Зыркнул по сторонам, заглянул под стол (тюремная привычка), а я застенчиво перебралась к нему на колени.

- Правда, Мосолушка... я же ничего не знаю. Сколько можно играть втемную? По-человечески пойми меня как женщину.

- Здесь я тебе не Мосол, а Геннадий Миронович. Заруби на носу.

Бодрился, но на самом деле уже потек. Рожа побагровела. Еще секунда - и ринется запирать дверь.

- Звони той падле. Дело срочное. Не терпит отлагательств. На заметке у Мудрика.

Я пересела на стул. Нельзя доводить до крайности. Из Мосолка можно что-нибудь выудить, именно когда он в промежутке между желанием и самим половым актом. Когда свое возьмет, только рычит удовлетворенно. Точно так же от Геннадия Мироновича, его двойника, можно что-либо узнать, когда он в уме пересчитывает купюры. В этот момент на его смурной морде появляется мечтательное выражение, как у лунатика, и он теряет самоконтроль.

- Мосол Миронович, вот мое последнее слово. Скажи что за процесс и кто такой Мудрик? Тогда позвоню Иванцовой. Хотя мы с ней никакие не подруги, сто раз говорила.

- Не знаешь, кто такой Мудрик?

- Откуда?

- Любопытно. Что ж, тут секретов нету. Главный наш куратор из "Дизайна". Кто же еще?

Чтобы не выдать удивления, я опустила глаза. Значит, вот оно что! За всей этой хреновиной стоит блистательный Гай Карлович Ганюшкин. Как же, наслышаны. Больше того, имели честь. Незабываемое воспоминание. Роскошная загородная вилла, теплый вечер, массовая сходка не помню по какому случаю. Я вся от Версачи, распаленная, благоухающая, соблазнительная, как тысяча наяд, в сопровождении молодого преуспевающего фирмача. Не помню, как зовут, но помню, что через месяц от него остались только мозги на стене в подъезде. Музыка и фейерверки, реки шампанского - и к нашему столику подходит импозантный господин в сиреневых шортах, в голубой детской маечке, с волосатой грудью, со свекольньм лицом, улыбается, поводит во все стороны хищным носярой, будто принюхивается, и говорит человеческим голосом: "Однако... Кто ты, прекрасная незнакомка?" И я, дерзкая, в ответ: "Мужнина жена, благородный принц".