Рей смотрит в окно. Они едут по центру города. Винс поворачивает к банку Бет — красный кирпич, двойные стеклянные двери — и останавливается на площадке с паркометром. Ставит рычаг коробки передач на «парковку», тянется к Ленни, пытается нащупать пульс на его шее. Он почти неразличим. Винс расстегивает куртку Ленни и осматривает кровоточащую рану, ручка ножа торчит прямо над ключицей.
— Я считаю, нам нужно отвезти его в больницу. Он плохо выглядит.
— До того, как я его пырнул, он выглядел не лучше, — отвечает Рей.
Он оборачивается на здание банка, скользя взглядом с дверей на окна и колонны.
— Значит, сделаем вот как, — говорит Рей. — Он хватает Бет за запястье сломанной руки. Ее передергивает от боли. — Пойдешь туда одна. А я останусь вон там, на дорожке, с твоим дружком. Если я увижу, что ты указываешь на нас, разговариваешь с охранником или делаешь еще что-нибудь глупое в этом роде, тогда произойдут три события и довольно быстро.
Рей поднимает кривой палец с идеально остриженным ногтем. Костяшки припухли и искривились от участия в постоянной работе кулака.
— Во-первых, я отстрелю твоему гребаному дружку яйца. Прямо у тебя на глазах. Ты увидишь, как он будет падать на землю, зная, что могла бы спасти его. Во-вторых, я поеду прямо к тебе домой и пристрелю старушку, которая присматривает за твоим пацаном. В-третьих, возьму твоего засранца, и ты его больше не увидишь. И вот еще что, леди: я стану ангелом его гребаных кошмаров. Буду снимать с него кожу, как с яблока, и отправлять тебе по почте маленькими кусочками. Думаю, он доживет лет до шести. Слышь, нет?
Бет кивает. Рей отпускает ее запястье. Она тяжело дышит.
Они медленно вылезают из машины. Ленни не шевелится. Идя к входу, Винс пытается поймать взгляд Бет — «Беги!», — но она на него не смотрит.
Рей и Винс стоят на дорожке, сунув руки в карманы, ежась от порывов ветра. Из их ртов вырывается пар. Они следят за Бет, которая входит в банк и приближается к окошку кассира.
— Она не сбежит, — говорит Рей. — И на помощь не позовет. Знаю, знаю, ты думаешь, что позовет. Не надейся.
Винс ничего не отвечает.
— Я в людях разбираюсь. Это… дар. Я все вижу в ее глазах.
У нее кишка тонка для такого. Она сломалась. Вот сейчас бабки мои возьмет и принесет мне. Тогда я выстрелю ей в глаз.
И в общем-то ей так будет лучше.
Винс закрывает глаза.
— Знаешь, в чем я уверен? В глубине души? В том, что я ни разу не убрал человека, который на самом деле не желал быть убранным. Я в это верю. Правда. В глубине души они все понимали, что я оказываю им услугу.
Рей переминается с ноги на ногу, пытаясь поддерживать светскую беседу.
— Так что давай, шеф. Расскажи. За кого ты там проголосовал?
Винс молчит.
— Знаешь, что? Лучше скажи сейчас. Потому что через час, когда будешь стоять на коленях, ссать в штаны и утирать кровищу, льющуюся из глаз, умоляя прикончить тебя… все равно ведь скажешь.
— Нет, — отвечает Винс. — Не скажу.
Рей взрывается и подходит вплотную к Винсу.
— Ах ты, хер моржовый! Ты еще не знаешь, на что я способен!
Винс молчит.
Рей секунду смотрит ему в глаза, потом отступает, словно застеснявшись, что вышел из себя. Откашливается. Вымученно смеется.
— Знаешь, меня тут одно только не раздражает… погода. Сегодня, правда, холодновато. Но уж по гребаной влажности я точно не скучаю.
Бет выходит из банка. Ветер поднимает ее волосы, словно стайку птиц. Она протягивает Рею свою сумочку. На мгновенье встречается взглядом с Винсом. Они идут к машине. Винс сжимает ее локоть.
— Вперед, — командует Рей. Бет садится между Винсом и Ленни, привалившимся к окну.
Рей начинает пересчитывать пачки стодолларовых купюр.
— Ты сказал, что отпустишь нас, когда получишь деньги, — напоминает Бет.
Рей улыбается. Чешет в затылке. Изображает удивление.
— Я тебе так скажу. Если твой дружок признается, за кого голосовал, я вас отпущу.
— Нет, — настаивает Винс.
Рей хохочет.
— Не пойму, бля, что за важность, за кого ты голосовал.
— Правда хочешь знать? — спрашивает Винс.
— Ага. Хочу.
Винс поправляет зеркало заднего вида, чтобы глаза Рея оказались в центре. «Чего тянуть?» — думает Винс. Он касается ноги Бет. Бет поднимает на него взгляд, полный надежды, словно зная, что он ждал подходящего момента, чтобы что-то сделать.
— Впервые я по уголовке попал в колонию для несовершеннолетних в четырнадцать лет.
— Я в девять, — отвечает Рей. — Ну и что?
Винс продолжает:
— Через две недели после того, как мне исполнилось восемнадцать, я сел уже во взрослую колонию. Так что я всю свою жизнь остаюсь осужденным уголовником. Знаешь, что теряет человек, обвиненный в уголовном преступлении? Во-первых, право иметь оружие. Во-вторых, право голосовать. Все президентские выборы на моем веку случались, когда я либо сидел в тюрьме, либо отбывал условное наказание. Но ни разу мне не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь жаловался, что ему запрещено голосовать. Всем плевать, ведь так?
Рей пожимает плечами.